Нобелевскую премию по литературе в этом году получила "белорусская писательница" Светлана Алексиевич. Литературные труды почтенной дамы удачно вписываются в современный дискурс переоценки итогов Второй мировой войны (в рамках общей "информационной войны", которая не сходит с повестки все последнее время, по мнению ряда экспертов). До 80-х Алексиевич получала премии имени Николая Островского, имени Ленинского комсомола, работала советским журналистом, состояла в Союзе писателей СССР, с перестройкой ее риторика изменилась и стала резко осуждающей все - власти, страну, народ. Но именно из голосов "народа" она сплела свои произведения. Старики-ветераны в ее книгах не те светлые герои, принесшие жизнь на плаху будущему своей страны и народу, здесь это обыватели, жестокие убийцы, страдальцы и жертвы режима. Несмотря на то, что якобы писательница представляет "глас народа" - она не перестает осуждать этот же народ за нежелание демократизироваться и отказаться от национальных чувств – писательница называет нас "рабами".
Лауреатка Нобелевской премии не скрывает, что основной ее читатель - на Западе, ему интересен советский человек и именно такой, каким его она изображает – жалкий, злой, убогий раб, которого не жалко убивать, которого нужно уничтожать, в лучше случае просто маленький человек против большой системы. Интерес к ее книгам на Западе повысился из-за присутствия так называемого "русского фактора" в политике. То, что Россия встала с колен, по ее мнению, показывает - мы вновь предаем идеи свободы и не "воспользовались историческим шансом".
В интервью газете "Известия" Алексиевич рассказывает, за что не любит родину: "Помню, когда я училась в школе, нам говорили, что за Родину нужно отдать жизнь. Никто не говорил, что человек должен быть счастлив, что жизнь дана для чего-то другого... по крайней мере, уж точно не для того, чтобы погибнуть где-то в Донбассе или на крыше чернобыльского реактора"...
Алексиевич не скрывает, что разочарована в России и русском народе потому, что он не принял добрых намерений, как она во время перестройки, что простой люд не понял - на самом-то деле страну не разваливали, а давали свободу. Оттого Европа ближе и приятней, а Россия - только угнетает.
"Я была с теми, кто делал перестройку. Мы радовались и верили в нее, но все время был вопрос — почему молчит народ, почему не слышно его? Но когда стала слышна эта мифология, которую предложили, — народ заговорил. И то, что он говорит, мы услышали с ужасом. Нам казалось, что эта рабская ментальность исчезла, но, может быть, она исчезла лишь в тонком культурном слое, а на глубине народного бытия ничего не менялось. Люди не поняли, что произошло. Я ездила по России, видела, что написано на автомобилях: "Обама — чмо", "Поднялся бы Сталин". Едет человек на немецком Mercedes, а у него написано: "На Берлин". Читаешь — и приходишь в ужас".
Реакция в российской писательско-журналистской среде не заставила себя ждать – многие смеялись над Нобелевским комитетом – да, после Шолохова и даже Бродского вручить премию автору настолько сомнительных с точки зрения художественности текстов - это себя не уважать. Кто-то еще раз обратил внимание на то, что Нобелевская премия всегда была ангажированной политически, и сегодня не изменилось ровным счетом ничего. Российский писатель и журналист Дмитрий Лекух считает, что Нобелевская премия таким образом дискредитировала сама себя. Об этом он рассказал Накануне.RU.
Вопрос: Лауреатом Нобелевской премии стала белорусская писательница и журналистка Светлана Алексиевич. Хотели бы услышать Ваше мнение по этому поводу. Все-таки русскоговорящий автор – нам гордиться или здесь нечему радоваться?
Дмитрий Лекух: Нобелевская премия себя уже достаточно дискредитировала, например, ну, извините, какой Обама миротворец - такой Алексиевич писатель. Здесь вопрос даже не в ее политических убеждениях и позиции, теории заговора и так далее – хотя тогда многое становится на свои места, и путь от лауреата премии ленинского комсомола до лауреата Нобелевской премии, конечно, весьма занимателен - проблема в том, что Алексиевич, в общем, не писатель. Она, по сути, составитель документальных книг, интервью-расшифровок. Ну да, там, конечно, в этих интервью есть место художественному вымыслу – сами участники утверждают, что довольно часто в них нет ничего общего с тем, что они говорили. Я бы назвал это по-другому, это не литература. Ну, а за что в комитете дают премии - это их право, это частная премия Альфреда Нобеля. Все равно немножко обидно – представьте себе этот смысловой ряд: Бунин, Пастернак, Шолохов, Солженицын, Бродский и…Алексиевич! Меня вот коробит. Есть некоторое неприятное "послевкусие".
Вопрос: В прошлом году премию получил Патрик Модиано, который написал про жизнь французов во время оккупации, такое ощущение, что круг тем, которые нравятся нобелевскому комитету, очень и очень узок?
Дмитрий Лекух: Не совсем так, Модиано в известной степени классик французской литературы, забытый у себя на родине, не сильно читаемый, но, по крайней мере, литератор. Я не вправе судить качество текста, но я имею право судить, наверное, как и любой человек с высшим гуманитарным образованием – литература это или не литература. Это не литература.
Вопрос: Книги Алексиевич – входят в современный дискурс по переписыванию истории? Этим ее книга привлекла Запад?
Дмитрий Лекух: Наверняка, конечно, входят. Но еще раз – здесь уже дело вкуса, дело политических и идеологических убеждений. Солженицына награждали за Архипелаг ГУЛАГ, но постеснялись дать ему премию по литературе, дали премию мира, как мы все, в общем, знаем. Архипелаг ГУЛАГ - это все-таки не совсем литература – это публицистика, можно спорить, хорошая или плохая, качественная или нет, правдивая или не очень – но это публицистика. А сегодня люди даже стесняться перестали. Ну что ж – это их право. Это говорит о самопонижении статуса премии, не более того.
Вопрос: Можно ли сказать тогда, что дали премию "новому" Солженицыну?
Дмитрий Лекух: Нет, конечно. Я, скорее, негативно отношусь к творчеству Александра Исаевича, но это все-таки глыба. Это все-таки фигура знаковая для русской литературы, для всех, кто пишет на русском языке - о нем говорят и с негативными, и с позитивными оценками, но говорят серьезно. А здесь – посмеялись да забыли. Как когда премию каким-нибудь папуасам дают – извините, не хочу обидеть папуасов – но бывает, да? Вот приблизительно такое же отношение, насколько понимаю, не более того. Нет, конечно, не Солженицын. Ну вот "такая загадочная зверушка".
Вопрос: Про ангажированность премии многие говорили и задолго до этого вручения. Но вот сейчас ряд экспертов утверждает, что информационная война против нас идет - как отразится эта победа в ракурсе такого противостояния? Сейчас начнутся огромные тиражи ее забытых книг печататься?
Дмитрий Лекух: Невозможно заставить человека это читать. Вы посмотрите, сколько денег вбивалось в кино, например, в того же усыпанного лаврами "Левиафана". Все это блестяще проваливается на уровне кассовых сборов. Невозможно заставить человека читать что-то, что не может понравиться – даже если обвесить это любыми висюльками. Книги Алексиевич настолько не в дискурсе современной русской культуры, насколько могут быть. Они же и раньше были, лежали на полках, они переведены чуть ли не на все языки мира, но вот это такой экспортный вариант, который, в общем-то, действует и интересен на западе.