Сегодня на официальном уровне проповедуется версия, что Октябрьская революция была катастрофой для русского народа. Как катастрофа смогла обернуться созданием мощнейшей космической сверхдержавы, развитием национальных республик, всеобщим бесплатным образованием, медициной, большим промышленным рывком и победой советского народа в самой масштабной и кровопролитной войне?
Наконец, не стоит забывать, что в результате Великого Октября в мире появился альтернативный путь развития и создана экономика с новым укладом, рассказом о становлении которой Накануне.RU завершает цикл публикаций к 100-летней годовщине Октябрьской революции 1917 года.
Наши эксперты попытались разобраться с ключевыми моментами события мирового значения и понять, почему мы до сих пор ментально находимся в ситуации "незавершенной революции".
Военный коммунизм в 1918 году, Гражданская война
После штурма Зимнего 100 лет назад первыми решениями большевиков стали "Декрет о мире" и "Декрет о земле". Новая власть объявила о национализации "земли, недр, вод и лесов".
"Когда большевики пришли к власти, то один из первых декретов, который они приняли в начале 1918 года, это был декрет об отмене всех долгов царского и временного правительства. Таким образом, была сброшена долговая удавка, – рассказывает Накануне.RU доктор экономических наук, профессор МГИМО Валентин Катасонов. – Безусловно, это был очень смелый шаг, это был дерзкий шаг, потому что Антанта фактически восприняла это как выходку против бывших союзников, началась морская, торговая, инвестиционная блокада. Это было, конечно, непросто, но, тем не менее, прецедент был создан, и это очень важно".
И экономическим преобразованиям, которых ждал народ многие десятки лет, мгновенно стал мешать практически весь мир: началась иностранная интервенция в Россию. Часть бывшей империи оккупировали союзники по Антанте (Англия, Франция, США) – сначала они оказались на территории страны под видом помощи Советскому государству в борьбе с немцами, затем перестали скрывать, что действуют в своих интересах, часть страны оккупировали страны Четверного союза (Германские и Австро-Венгерские войска ликвидировали Одесскую Советскую Республику и заключили союз с Атаманом Красновым, а советская власть эвакуировалась в Севастополь). Японские войска заняли Владивосток, турецкие – весной вошли в Закавказье. Тут появились и представители Белого движения, заключившие договоры с теми или иными иностранными силами. Ряд национальных окраин развернули сепаратную борьбу. Гражданская война внесла коррективы в планы большевиков на народное хозяйство. Это был тяжелый период, полный временных и вынужденных мер.
Некоторые историки полагают, что всеобщая национализация не была первой целью новой власти, однако большевики столкнулись с провокацией промышленников – иностранцы объявляли локауты, также на руках новой власти оказывались "брошенные" заводы и фабрики – их могли просто разобрать и разворовать толпы блуждающих уголовников, отпущенных Временным правительством по амнистии. Помимо прочего, это грозило полной остановкой промышленности. Предприятия необходимо было ставить вновь на службу – "усыновлять" брошенные заводы.
"Вот как будет действовать государственная власть, если, например, 100 каких-то "умников" скажут, мол, а мы объявляем локаут, закрываем предприятия и выгоняем на улицы десятки, если не сотни, тысяч рабочих? Что делает нормальная государственная власть? Она национализирует эти предприятия, владельцев этих предприятий, кто не успел убежать за границу, арестовывает, – говорит в беседе с Накануне.RU историк Евгений Спицын. – Но сейчас почему-то визжат постоянно о том, что "боже мой, какие они "кровавые", какие они тираны, убийцы, палачи" и так далее. А когда другие точно такие же меры предпринимают – посмотрите, что делала Тэтчер, когда у нее были шахтерские забастовки в 1980-е годы? Она точно таким же образом действовала, по-большевистски. Она-то все сделала правильно, говорят!"
Чтобы остановить спекуляцию хлебом, которая началась еще во время войны и усугубилась с интервенцией, новой власти пришлось подтвердить введенную Временным правительством монополию хлебной торговли. Создавались комитеты бедноты для борьбы с деревенской буржуазией. В городах дело обстояло не лучше: быстрая инфляция "съедала" все сбережения, а самим людям есть было нечего. Зато производители, владельцы лавок, частники наживали себе миллионы. Так описывал времена бешеной спекуляции Ярослав Гашек, перешедший на сторону красных во время белочешского восстания. Из дневников 1920 года:
"В своей лавке он является деспотом. Покупатель в его глазах дрянь, а он, смотря на испуганную бакалейную публику, говорит: "Тяжело мне возиться с этой сволочью"
– Не до гляденья тут, коли купить не хочешь, – говорит он старушке, которая не может встать с места, потому что он ей сказал, что фунт постного конопляного масла стоит сорок рублей. – Зачем стонешь, родить, что ли, собираешься?
– Да разве вы не слыхали, – обращается он к публике, – что теперь в Москве фунт стоит сто рублей?
Все знают, что толстый разбойник врет, но их участь в его руках.
Ошеломленные, они ждут, а что же скажет он дальше.
Старушка собирается прийти в чувство.
– Берите по сорок рублей фунт конопляное масло, – слышен тихий голос кровопийцы, – а то завтра будет по сорок восемь рублей.
– Это спекуляция, – сказал кто-то.
– Не мурлыкай, братец мой. Какая тут спекуляция? Морозы страшные, каких Уфа еще не видала, гражданская война, и если захочу, и пятьдесят два рубля за фунт заплатишь. Наше дело купеческое, маленькое. Ты нам деньги, мы тебе товар". (Об уфимском разбойнике, лавочнике Булакулине…)".
К 1920 году интервенция ослабила хватку – в Европе началась волна собственных революций, народ требовал от правительств социальных гарантий, в Германии, США, Англии, Франции и других странах прошли массовые митинги под лозунгом "Руки прочь от Страны Советов!". Лидеры Белого движения показали свою полную беспомощность и разобщенность, выжившие бежали на Запад, оставив родину в руинах. Так вспоминает об этом чешский писатель-сатирик:
"Когда наемник иностранного капитала, адмирал Колчак, в апреле прошлого года наступал на Казань и Самару, представители союзников посылали телеграмму за телеграммой. Лондонская газета "Таймс" в своей передовой статье высказывала пожелания и надежду, что Англия, поддерживая адмирала Колчака, поможет ему уничтожить Советвласть. Парижский "Тан" поздравлял адмирала с наступлением, обещая Колчаку всевозможную поддержку Фракции для окончательного разгрома Советской власти. Представитель американских миллиардеров Вудро Вильсон телеграфировал: "Желаю доблестной армии адмирала Колчака разбить наголову своих врагов и обещаю всевозможную поддержку". Так было в апреле 1919 года. В апреле 1920 года пишут эти же газеты: "Англии необходимо признать Советскую власть". Победы Красной армии, в том числе и 5-й армии, отбили у английских буржуев спесь и заставили их разговаривать о мире".
В том же году начался голод, вызванный неурожаем, умерли 5 млн человек, советской власти пришлось столкнуться с серьезными вызовами. Все ужасы, которые обычно приписывают советскому периоду – конфискации, продразверстки, голод – являлись плодами периода Гражданской войны и интервенции.
В 1921 году руководитель страны Владимир Ленин объявил, что задачи политики "военного коммунизма" выполнены и теперь страна берет курс на новую экономическую политику.
НЭП – как пестрый балаган
С началом 20-х годов начался самый пестрый период в истории СССР. Если к концу военного коммунизма реальность, отраженная в искусстве, проявлялась в поэме "Двенадцать" Александра Блока, в постановках режиссеров-авангардистов (Таирова, Мейерхольда), в творчестве Владимира Маяковского, то период НЭПа лучше всего описали Ильф и Петров в своих бессмертных творениях "12 стульев" и "Золотой теленок".
"Никогда больше в стране не будет происходить так много разнообразных и разнонаправленных событий на единицу пространства и времени. Также следует учитывать, что НЭП – понятие многозначное, – пишет публицист Валентина Угрюмова в своем очерке о Новой экономической политике. – НЭП можно охарактеризовать как невероятное смешение непересекающихся людей, вещей и явлений".
Советское общество в это десятилетие было максимально раздроблено и, действительно, представляло собой сумасшедшую мозаику. С одной стороны, это время "строителей новой жизни" – молодежь, рабочие, красноармейцы полны энтузиазма. С другой стороны, выползшие из тени частники (нэпманы), набравшие силу "бывшие", этот энтузиазм немного смазывают.
Одни процветают, притягивая "прошлую" шумную жизнь, гульбу по ресторанам времен Февральского переворота, последних десятилетий царской России, румянец, вызванный агонией Российской империи.
А ощущения других хорошо передал Николай Островский, когда ветеран Гражданской войны Павка Корчагин, поправляясь от болезни (после трудовых подвигов), но с чувством выполненного долга, вдруг замечает вокруг всю эту "империалистическую" кутерьму, и у него, как и у других революционеров, возникает вопрос: зачем они тогда боролись, если все вернулось на круги своя?
"После жирной певицы, исполнявшей с яростной жестикуляцией "Пылала ночь восторгом сладострастья", на эстраду выскочила пара. Он – в красном цилиндре, полуголый, с какими-то цветными пряжками на бедрах, но с ослепительно белой манишкой и галстуком. Одним словом, плохая пародия на дикаря. Она – смазливая, с большим количеством материи на теле. Эта парочка, под восхищенный гул толпы нэпманов с бычьими затылками, стоящих за креслами и койками санаторных больных, затрусилась на эстраде в вихлястом фокстроте. Отвратительнее картины нельзя было себе представить. Откормленный мужик в идиотском цилиндре и женщина извивались в похабных позах, прилипнув друг к другу. За спиной Павла сопела какая-то жирная туша. Корчагин повернулся было уходить, как в переднем ряду, у самой эстрады, кто-то поднялся и яростно крикнул:
– Довольно проституировать! К черту!
Павел узнал Жаркого.
Тапер оборвал игру, скрипка взвизгнула последний раз и утихла. Пара на эстраде перестала извиваться. На того, кто кричал, злобно зашикали за стульями:
– Какое хамство – прервать номер!
– Вся Европа танцует!"
Целью НЭПа было устранение социальной напряженности, но на деле – эту напряженность НЭП создавал и сам. Власть пыталась создать благоприятные условия в стране, уже не дожидаясь мировой революции. Важно помнить фразу "Вся Европа танцует" – напоминание, что, кроме всего прочего, НЭП имел цель восстановить нормальные внешнеполитические связи и прорвать международную изоляцию. Ликвидировались военные трибуналы, был утвержден первый герб, в декабре 1922 года советские республики подписали Договор об образовании СССР, основой которого стала первая Конституция от 1924 года. Она провозгласила право каждой союзной республики на свободный выход из состава Союза. Новая экономическая политика, в свою очередь, требовала от государства гарантии охраны частной собственности.
"Акцентировалось внимание на экономической стороне жизни, была либерализация, выражаясь современным языком – рыночная либерализация, но стало понятно, что рыночная либерализация может вернуть нас на исходные позиции. Поэтому где-то во второй половине 20-х годов власти начинают новую экономическую политику сворачивать. Эта политика не давала возможности выйти нашей стране на магистральную дорогу индустриализации", – говорит Валентин Катасонов в беседе с Накануне.RU.
В 1924 году умер Ленин. Это был кризисный момент в истории молодого государства. Но дело вождя революции продолжалось.
В середине 20-х годов по всей стране открываются школы и пункты ликвидации неграмотности. В это время творят Ахматова, Есенин, Булгаков и Зощенко, создается беспрецедентная, качественная детская литература от Маршака до Чуковского, возвращается в страну Алексей Толстой, Ильф и Петров представляют публике "12 стульев" в 1927 году. Активно внедряется в жизнь людей радио – из всех репродукторов звучит голос Утесова, появляются популярные и ныне песни. Города и села в праздники украшены флагами, всюду демонстрации, митинги, транспаранты.
В июле 1928 года на пленуме партии Сталин выступил с речью "Об индустриализации и хлебной проблеме". "Правые" приняли в штыки попытку свернуть НЭП, но логика истории сама гасила ярмарочные огни. Начиналась первая пятилетка.
Мобилизационный курс развития
"Большой рывок", который оценили не только те, кто симпатизировал советской власти, но и те, кто ее ненавидел, не был бы возможен без четко сформулированных задач и жесткого контроля за их выполнением. Все понимали угрозу новой войны, говорили о чудовищном технологическом отставании от ведущих держав мира. Слабое вооружение, осознание, что мелкие крестьянские хозяйства не в силах обеспечить огромную страну продовольствием, были причинами взять новый курс. Государство собралось решить проблемы комплексно, путем планового распределения ресурсов между городом и деревней. Аргумент Сталина без сантиментов был жестким и понятным: "Мы отстали от передовых стран на 50-100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут".
Индустриализация из концепции превратилась в сверхидею народа. Развернулось строительство новых отраслей промышленности, началось освоение, выпуск новой техники.
"Российская империя с конца 19 века все больше утрачивала самостоятельность политики и встраивалась в фарватер политики Великобритании и Франции. И Сталин в начале июля 1917 года в России к рабочим написал, что либо власть Советов и суверенитет, либо Россия станет колонией США, Великобритании и Франции, – говорит в беседе с Накануне.RU историк Андрей Фурсов. – Острейшим противоречием дореволюционной России было противоречие между формальным статусом великой державы и статусом сырьевого придатка Запада. И Россия все больше и больше попадала в финансовую зависимость от Запада, превращалась в сырьевой придаток. Советская система решила эту проблему. В 1937 году Советский Союз обрел военно-промышленную автаркию по отношению к капиталистическим странам. И можно говорить не просто о Советском Союзе, а о создании социалистической системы в мире, которая была альтернативой Западу".
20 лет спустя – Москва, 1937
Вот какую приводит статистику в своей книге-исследовании Лион Фейхтвангер: "С 1913 года по 1937 год потребление мяса и жиров выросло на 95%, сахара на 250%, хлеба – на 150%, картофеля – на 65%". Этим зарубежный гость во многом со свойственной Западу позиции оценивает удовлетворенность жизнью по уровню потребления и объясняет общую атмосферу благополучия в Москве, где он, отнюдь не фанат советской власти, оказался в том самом "страшном 1937 году".
По свидетельствам современников, страшным он даже не казался. Тем не менее, гость отметил, что в Москве все еще ощущается недостаток того, что на Западе кажется необходимым. Фейхтвангер рассказал, что ему не хватает после Запада: "В вещах повседневного обихода. Например, очень ограничен выбор бумаги всякого рода, и в магазине можно получить ее только в небольших количествах; ощущается недостаток в косметических и медицинских товарах. При посещении магазинов бросается в глаза некоторая безвкусица отдельных товаров". При этом автор сообщает, что и многое радует глаз – своей формой и дешевизной.
Тут необходимо заметить автору, что не то, чтобы производство не поспевает, просто у промышленности совершенно другие задачи. В Германии у власти фашисты, и все население нашей страны осознает опасность грядущей войны, знает о ней и руководство, делая в планировании упор именно на тяжелой, а не легкой промышленности.
"Мы обязаны говорить о величайших социальных достижениях, которые по-прежнему кажутся фантастическими для подавляющего большинства человечества: бесплатное образование на всех уровнях – от детского сада до университетского. Бесплатная и качественная – подчеркиваю – медицина, а не то, что декларируется у нас сейчас, – комментирует социальные и экономические преобразования советской власти доктор исторических наук Вячеслав Тетекин в беседе с Накануне.RU. – Реально бесплатная медицина и очень качественная, что сейчас под большим вопросом. Это полное отсутствие безработицы, когда на каждом предприятии были помещены отдельные таблички на проходной: "Требуется …", "требуется …", "требуется …" в огромных количествах. Бесплатное жилье кажется сегодня абсолютно недостижимым, потому что ипотека – это добровольное рабство, еще неизвестно, чем оно кончается, и иногда банки отбирают квартиры за невыплату кредита. Социалистическая революция – это не только работа, но и колоссальные возможности для отдыха, восстановления здоровья".
Путевки стоили буквально копейки, напоминает эксперт. Отдых в Крыму или в Сочи – был почти бесплатным – 15-20 руб. при условии, что рабочий получал 150-200 руб.
"Кстати, говорили, что единственная диктатура, которая в нашей стране существует – диктатура врачей. Если врач говорил, что вам нужно лечиться – ни один самый высокопоставленный чиновник не мог сказать: "нет, мне это не надо". То, что врачи требуют, было законом на всех абсолютно уровнях. Коррупция была фактически неизвестным понятием. Да, тоже были вороватые чиновники, но им довольно быстро выкручивали руки. Партийная власть за этим очень жестко следила".
Иностранцы в Москве сетовали, что невозможно достать такси, но гордость за метрополитен обоснована – он лучший, самый красивый и удобный в мире. Это не броская надпись на транспаранте, а отзывы иностранцев. Среди минусов – большой бюрократизм. Оставляют желать лучшего и жилищные условия, при этом видные политические деятели, ученые с высоким окладом, артисты и литераторы – все живут на равных с простыми рабочими – "примитивнее, чем некоторые мелкие буржуа на Западе", – бросает гость.
"Мало гостиниц и ресторанов, а бесчисленные дома отдыха доступны только членам профессиональных организаций. Аккредитованный посланник одного иностранного государства рассказывал мне, – при этом только полушутя, – с какой тоской он стоит в праздничные дни перед рабочими бассейнами для плавания; он никуда не имеет доступа", – пишет Лион Фейхтвангер в своих воспоминаниях о посещении СССР.
"Несмотря на это – они довольны"
Иностранный гость может заметить, что сами москвичи используют неудобства как повод для шуток и критики. Но в целом, когда разговор заходит об общих целях, собеседники переходят в атаку: "А как вы можете жить в своем капиталистическом обществе? Наслаждаться уютом и тишиной в своем доме, понимая, что вокруг царит нужда, порожденная жаждой наживы. Многие ли из молодых людей на Западе могут выбрать себе профессию по желанию и по способностям – а кто у нас не имеет такой возможности?". Лион Фейхтвангер приходит к выводу, что яркий контраст между прошлым и настоящим заставляет забыть о сиюминутных неудобствах.
"Больше всех разницу между беспросветным прошлым и счастливым настоящим чувствуют крестьяне, составляющие огромное большинство населения. Они не жалеют красок для изображения это контраста. Отцы рассказывают детям о тяжелом прошлом, о нищей и темной жизни при царе. Мы знаем эту жизнь по произведениям русских классиков. Большую часть года крестьяне питались черствым, трудно перевариваемым хлебом и горячей водой, чуть подкрашенной чаем. Они не умели ни читать, ни писать, весь их умственный багаж состоял из убогого запаса слов, плюс немного сведений из мифологии, которые они получили от попа. Теперь у этих людей обильная еда, они ведут свое сельское хозяйство разумно и с возрастающим успехом, они имеют одежду, кино, радио, театры, газеты, они научились читать и писать, и их дети получили возможность избирать специальность, которая их привлекает", – рассказывает писатель Лион Фейхтвангер в очерке "Москва, 1937".
Хотелось бы сказать, что в годовщину Октября ведется много споров о целях, об успехах советского государства, но, к сожалению, все, что мы имеем сегодня, – не споры, а "авторитетные" утверждения о том, что революция оказалась губительной для нашей страны. Это заявляют с экранов телевизоров, об этом проповедуют с высоких кафедр. С одной стороны, опасаясь новой мировой чумы – "цветной революции", с другой – защищая "святые 90-е", когда завоевания индустриализации и "активы" всего народа обрели частных владельцев. Произошла контрреволюция.
"Если меняется верхушка того же класса – это не революция, это переворот. Советский Союз был результатом самой настоящей экономической революции, пришел к власти новый класс. Была создана принципиально новая социально-экономическая система, и в этом принципиальное отличие Великой Октябрьской революции от Февральского дворцового переворота, – говорит в беседе с Накануне.RU историк Андрей Фурсов. – Поэтому, когда сейчас нынешние историки в угоду власти пытаются убрать термин "Великая Октябрьская социалистическая революция", придумывая идиотские термины вроде "Великая Российская революция" – это говорит только о том, что холуйство историков перед властью (среди которых очень много бывших членов КПСС) неистребимо, а профессиональный уровень их крайне низок. В 1917 году была только одна Великая революция – и эта революция была социалистической, как бы это кому не нравилось".
"Смутьяны разрушили страну", – кто так может говорить? Так могут говорить только те имущие классы, которые действительно потеряли все. Они до этого паразитировали на труде 80-90% населения, которое обслуживало их благополучие и благополучие их сынков и дочерей. Конечно, для них это просто катастрофа, это жизненное крушение, и те, кто это смог допустить, они все, значит, исчадья ада, подонки, ненавистники России, – говорит в беседе с Накануне.RU доктор исторических наук Александр Пыжиков. – Россия в виде советского проекта вышла на свой магистральный путь, отбросив царскую, никонианскую шелуху. Этот шаг вывел нас на магистральную дорогу истории. Сейчас нас снова пытаются с магистрального пути развития столкнуть и закрепить опять свое господство".