Юристы и депутаты Государственной думы написали для сотрудников ФСБ закон, он принят в третьем чтении на днях и обязывает сохранять тайну и конфиденциальность. Между тем, смысл новоиспеченного закона не понятен прежде всего сотрудникам спецслужбы, об этом Накануне.RU поговорило с ними и не только.
Законодательная инициатива № 982396-7 прошла второе и третье окончательное чтение в нижней палате российского парламента 21 июля, очевидно, в силу специфики, без особых обсуждений. Федеральный законопроект устанавливает ряд ограничений по распространению информации, касающейся ФСБ, теперь на подобные действия требуется санкция собственно руководителя этого органа. По сути произошло дополнение и расширение действующего закона о Федеральной службе безопасности.
Сделали эти дополнения и ограничения юристы Василий Пискарев (в прошлом служивший, правда, в органах прокуратуры) и депутат Дмитрий Вяткин, не проходивший даже срочную службу в рядах Вооруженных сил.
На сайте Госдумы в разрезе пояснений к принятому законопроекту сказано следующее: "Военнослужащие, федеральные государственные гражданские служащие, работники ФСБ России, а также лица, уволенные из ФСБ, обязаны соблюдать конфиденциальность информации о деятельности органов, составляющей профессиональную тайну".
Таким образом, речь не идет о том, что СМИ теперь запрещается рассказывать что-либо о деятельности ФСБ, если они об этом узнали. Запрет распространяется на сотрудников самого ведомства – чтобы не было лишних, как принято выражаться, "сливов".
Мы связались с генерал-майором ФСБ в отставке Александром Михайловым, который когда-то создавал еще в СССР первую пресс-службу в органах государственной безопасности, и поинтересовались его мнением о новом законе.
"Я увидел как минимум две проблемы по принятому закону. Первая касается, что называется, проблемы доверия – если вы не доверяете настолько своим людям, сотрудникам службы, то как тогда работать? Второе – в законе я не увидел никаких санкций за нарушения, которые, по понятным причинам, в жизни все-таки могут происходить. На мой взгляд, в этой части закон как дополнение к действующему закону о ФСБ избыточен и не детализирован", – говорит Александр Михайлов.
Эксперт обращает внимание и на то, что новый закон вносился (именно вносился!) в Госдуму людьми, цитируем, "ни дня не служившими".
"А что, раньше сотрудники ФСБ и приравненные к ним лица могли нарушать конфиденциальность и распространять информацию о службе?" – поинтересовались мы у эксперта.
"Разумеется нет, все это и так давно было прописано и в законе, и в ведомственных инструкциях. С другой стороны, возможно, нынешнее дополнение к закону, я допускаю такой вариант, направлено на более молодых сотрудников, которые не умеют и еще не научились держать язык за зубами", – размышляет Михайлов.
Полушутя собеседник предложил "отрезать такие языки и выбрасывать их на Лубянскую площадь".
Вряд ли кто-то будет спорить с тем, что желание не "светиться" когда не надо и в целом сохранять интересы службы, если хотите, скромность и незаметность – это качества, так необходимые (контр)разведчикам. Из самых "выдающихся" такого рода происшествий последнего времени можно без сомнения указать на… московский "парад" выпускников академии ФСБ, устроенный ими на "Геленвагенах" четыре года назад.
Скандал тогда получился настолько громким, что высокопоставленные лица публично обещали всем участникам этого пробега самые разные кары – от увольнения со службы до вечного прозябания где-нибудь на берегах Охотского, либо Берингова морей. Кто из молодых людей был наказан, как именно и наказан ли вообще, общество и СМИ, видимо, никогда не узнают.
Конечно же, подобного рода выходки – определенный экстремум и, к счастью, случаются не так часто на потеху публике.
Гораздо важнее представляется проблема закрытости ФСБ (да и прочих силовых служб), которая начала насаждаться некоторое время назад после вроде бы провозглашенных принципов "гласности и открытости".
"В свое время по распоряжению Владимира Александровича Крючкова (7-го председателя КГБ СССР, по сути, последнего, – прим.) мы и создавали структуру в органах, которая бы отвечала за взаимодействие с обществом и СМИ. Одной из наших задач был имидж службы в глазах общества. К сожалению, сегодня снова все пришло к варианту закрытого практически полностью ведомства и, соответственно, утрате к нему интереса со стороны гражданского общества", – резюмирует Александр Михайлов.
Схожего мнения, кстати, придерживается и другой наш собеседник, в 80-е годы прошлого века – оперативный сотрудник Челябинского уголовного розыска Владимир Филичкин. Ныне он редактор регионального выпуска газеты "Аргументы недели", а в то время – молодой "опер", который одним из первых стал общаться с местными журналистами и, как утверждает, научился даже извлекать из этого определенную пользу (для служебных дел, разумеется).
"Закон бессмысленный, на мой взгляд, вспоминаю свою практику. Пришел в уголовный розыск и примерно полгода, а то и год, таких новобранцев, как я, никогда никто не подпускал к оперативным комбинациям. Считаю, если человек не понимает, что можно и чего нельзя говорить, то ему, соответственно, просто не место в органах. И тут любой закон не поможет", – указывает Владимир Филичкин.
Более того, собеседник говорит о том, что запрет на общение оперативного работника со СМИ в какой-то степени просто ограничивает свободу слова. И все соответствующие постулаты.
Более того, Владимир Филичкин вспоминает, как общался в небольших аудиториях на 10-15 человек и как профессионал рассказывал людям о вреде наркотиков. "А потом понял, что есть телевидение, радио и так далее. Донести информацию я мог до более широкого круга лиц, разумеется, не упоминая ни фамилий, ни мест работы лиц, которых мы привлекали к сотрудничеству. Какая санкция руководства нужна на подобную деятельность? И будет ли получена такая санкция, если ты обратишься за ней?" – справедливо задается вопросом собеседник.
В этом моменте как журналисты точно можем подтвердить – взаимодействие с региональными ФСБ, точнее, их официальными сотрудниками из пресс-служб, в последние годы, мягко сказать, свелось на нет. Либо берешь пресс-релиз и пользуешься им, либо вообще ничего. Никаких уточнений, объяснений по конкретной ситуации обычно добиться невозможно. В лучшем случае скажут "пиши запрос", который с непонятным исходом будет рассмотрен в течение N-ного количества календарных дней. Читатель понимает, что в нынешних условиях и скоростях распространения информации требование "запроса" на практике нередко означает фактический отказ от предоставления информации.
Наверное, на этот момент и сетует генерал ФСБ в отставке Михайлов, когда говорит об утрате интереса общественности к делам службы. На нет, как говорится, и суда нет.
Как один из самых ярких примеров закрытости подобного рода мы без колебаний можем указать на арест хабаровского губернатора Сергея Фургала и последующие митинги протеста. Мы не раз указывали на ненормальность ситуации и отсутствие коммуникаций между следственными органами (в целом властными органами, причем московскими!) и обществом.
Понятно, что в здравом уме никто не будет требовать раскрытия источников и хода следственных мероприятий по "делу Фургала". Но хоть что-то людям в Хабаровске можно было объяснить? И желательно не сквозь зубы и не приводя абсолютно неправдоподобных доводов как для заведомо слабоумных. В результате подобных дел центральная власть и, кстати, правоохранительные органы заодно, имеют тот образ и имидж, который имеют.