Преодолевая тяжкое наследие 90-х и восстанавливая из дымящихся руин российскую государственность, в начале нулевых вместе с грязной водой выплеснули и ребенка — бюджетный федерализм. Так называется система финансовых взаимоотношений центра и регионов, объективно, вне желания тех или иных чиновников и политиков объединяющая их общими целями, помещающая "в одну лодку".
Достигалось это крайне простым методом: разделением (тогда говорилось "расщеплением") всех основных налогов между центром и регионами.
Налог на прибыль делился между федеральным и региональными бюджетами в соотношении 40:60, налог на доходы физлиц — 20:80, НДС — 75:25. Пропорции в свое время были выбраны едва ли не случайно, однако главным было объединение центральных и региональных властей общим интересом в сборе налогов: никакой рубль не был "чужим", каждый приносил каждому бюджету свою долю.
Другой стороной этого было пресловутое "смешение компетенций" (при котором ряд вопросов находился в совместном ведении центра и региона), со сладострастием растоптанное в ходе ввергнувшей в паралич все государство административной реформы 2004 и людоедской "монетизации льгот" 2005 года.
При всей своей бюрократической неопределенности оно имело свой прямой и очевидный смысл, понуждая региональные и федеральные власти к сотрудничеству (термин, в принципе непостижимый для нынешнего поколения одичалых имитаторов, мнящих себя "фиктивными менеджерами" и "молодыми технократами").
В рамках общих компетенций (которые охватывали большинство наиболее значимых для повседневной жизни вопросов) регион имел право решать возникающие на его территории проблемы сам и лишь при отсутствии средств обращался к федеральному центру за помощью, — которому ничто не мешало оказывать ее. И сам запрос по своей природе был минимален: каждый регион просил деньги не на все решение проблемы, а лишь на ту часть этого решения, на которую ему не хватало средств.
Современная ситуация абсурдно строгого разделения полномочий и сфер регулирования, при которой для решения простейшей проблемы даже при наличии денег и средств требуются иногда чудеса бюрократической эквилибристики (так что чиновники часто просто плюют и стараются забыть о проблеме, поскольку административная система просто запрещает им ее решать, передавая соответствующие функции тем, кто заведомо не может с ней справиться), в 90-е и даже начале нулевых была попросту невозможна.
Безусловно, кромешная нищета и тотальная нехватка денег полностью нейтрализовали эти возможности, а свобода регионов в использовании своих ресурсов сплошь и рядом оборачивалась чудовищной бесхозяйственностью, а то и откровенным самодурством. Однако сам по себе механизм был верным, разумно заимствованным из целого ряда успешных мировых практик.
В Бюджетном кодексе было закреплено положение о том, что регион не может получать менее половины собранных на его территории доходов бюджета (помимо доходов от внешнеэкономической деятельности), началась подготовка к перераспределению региональной части НДС между муниципалитетами пропорционально численности их жителей.
Разрушение бюджетного федерализма, при котором весь НДС был забран федеральным бюджетом, а регионам "с барского плеча" оставили 90% налога на прибыль (вероятно, учтя поговорку "высокая прибыль — это плохой бухгалтер") и НДФЛ, не просто разрушил общую заинтересованность в сборе налогов.
Поскольку налог на прибыль платится в месте регистрации компании, а не в месте ее реальной работы (и федеральные власти принципиально не хотят исправлять это положение), основная его часть оседает в столицах, а регионы остаются без денег. Все средства стянуты в центр, буквально высасывающий бюджетную систему страны и вызывающий к себе в регионах ненависть.
Вероятно, в начале нулевых кто-то видел в Москве залогом своей власти произвольно, но жестко формализованную систему, при которой губернаторы буквально на коленях вымаливают у клерков Минфина средства, собранные в их же собственных регионах.
Однако с того времени ее контпродуктивность уже не вызывает сомнений: произвольное распределение средств центром драматически снижает эффективность их использования, грамотные управленцы не хотят идти в губернаторы просто из-за связанного с этой должностью унижения, а страна стремительно вымирает, превращаясь в заселяемую мигрантами пустыню, смыкающуюся удавкой вокруг немногих перегруженных и перенаселенных мегаполисов.
Ситуация же, при которой правила функционирования бюджетной системы произвольно диктует Минфин, а за последствия его решений отвечают регионы, подрывает российскую государственность как таковую, не говоря уже о территориальной целостности. За почти четверть века порочного попирания бюджетного федерализма и самого здравого смысла разрыв в положении (называть это состояние "развитием" не поворачивается язык) российских регионов не только не сократился, но и качественно вырос.
Число регионов-доноров практически не меняется: так, перед началом специальной военной операции, в 2021 году их, как и в самом начале нулевых, было 13 (2 столицы с областями, 5 "нефтегазовых" регионов, Татарстан, Свердловская и Самарская область, — а также Калужская, вошедшая в этот список благодаря эффективной политике губернатора Артамонова).
Объем же финансовой помощи дотационным регионам растет. Поддержку на выравнивание бюджетной обеспеченности (напомню, по принципу "средней температуры по больнице" — к среднероссийскому уровню с принципиальным отрицанием даже возможности внесения в эту категорию хоть какого-то содержания!) получало более 70 регионов, общий объем безвозмездной помощи им составил около 12 трлн руб., что на 2 трлн превысило их собственные доходы!
По сути, Минфин занимается организацией экономического распада территории России, разрушением ее территориальной целостности. Даже не развитие, а простое сохранение России категорически требует восстановления бюджетного федерализма.
Дальнейшее сохранение бессмысленной и агрессивной диктатуры одичалых бухгалтеров-имитаторов, выражающееся в том числе в принципиальном и последовательном отрицании бюджетного федерализма, является сегодня прямой и явной угрозой Российской Федерации.