Замечать то, что обычному человеку не бросается в глаза, — вот главный профессиональный навык, который никуда не денется, рассказывает разведчица-нелегал, полковник СВР в отставке Елена Вавилова в эксклюзивном интервью Накануне.RU.
Девять лет назад в соответствии с договором об обмене шпионами, арестованными за свою деятельность, Елену и ее мужа вернули на родину. До этого более 20 лет они провели за рубежом, их основная "миссия" проходила в Северной Америке, где пара жила под именами уже умерших канадцев. По легенде, родным языком для них был французский, и приехали они как раз из Канады. В семье появились дети, которые не знали русского языка и даже не догадывались, что их родители — разведчики из СССР. В типичном американском городе они жили, как типичная американская семья, при этом несли службу и собирали нужную Центру информацию.
Елена Вавилова рассказывает о том, как они пережили за рубежом трагические события для страны и для своей семьи – перестройку, которую воспринимали только через призму американских СМИ, сквозь "розовые очки", смерть близких в России, о которой они узнали только позже, развал Советского Союза, ельцинский период, как тяжело пришлось, когда однажды сокращение расходов привело к тому, что надо было самостоятельно зарабатывать на жизнь. Не получая зарплаты в то тяжелое время, они не сдались "за три миллиона" и не пошли к западным спецслужбам, о чем постоянно размышляет герой сериала "Американцы" — Филипп.
Именно сериал, где российские разведчики узнали себя и свою историю, стал одной из главных причин для написания полуавтобиографического романа "Женщина, которая умеет хранить тайны" — в этой книге Елена Вавилова рассказывает о том, как все было на самом деле.
Простые "американцы" из пригорода стали прототипами для героев шпионского сериала
— Елена Станиславовна, расскажите о вашей книге, как был создан ваш роман "Женщина, которая умеет хранить тайны", и почему именно в таком жанре?
— Мне хотелось рассказать свою историю, самовыразиться. Хотелось показать образ женщины, приоткрыть ее роль в разведке для нынешнего поколения молодых людей. Главное — отдать дань многим женщинам и семьям, которые на этом поприще работали и работают, об этом написано в посвящении: "Семьям нелегалов всех поколений разных времен".
Идея написать книгу пришла ко мне через несколько лет после того, как я вернулась. Я долго обдумывала, в какой форме выразить то, что происходило, и пришла к формату такого романа — частично автобиографического, его можно называть документальным, но большей частью он художественный. В нашей профессии писать мемуары достаточно сложно, потому что существует множество ограничений, и рассказывать все "от и до" трудно или почти невозможно. Именно поэтому повествование приняло форму художественного произведения, она оказалась самой подходящей. Это необходимость, чтобы не было никаких упреков, если вдруг кто-то узнает себя в книге и ему это не понравится.
— У вас очень привлекательная главная героиня, в первых же строках про нее сказано: "Свиблова родилась и выросла в советской стране, и воспитание у нее было тоже советским". У вас сказано, что коммунизм тогда не считался ложной целью, а вот именно ложные цели разрушили Советский Союз. Разделяет ли автор точку зрения своего персонажа?
— Конечно, да. Книга охватывает разные периоды и начинается именно в советское время — и становление героини, молодой девушки, происходило в советские времена — это то, что я сама пережила. Я отталкивалась от собственного опыта, от своего восприятия и от того, как я пришла в эту профессию, как началась моя карьера.
Сама социалистическая идея (коммунизма у нас не было, и его нигде не было, даже когда говорят о Китае, как о коммунистической стране — это неверно) импонировала мне, поскольку несла социальную защищенность граждан, равноправие, сильное государство, единую идеологию, воспитание и образование, бесплатную медицину. Все это мне импонировало, и до сих пор я осталась при своем мнении.
Некоторые страны Европы воплотили эти "советские" компоненты в жизнь, например, страны Северной Европы — у них достаточно развита социальная защита людей, они также имеют бесплатное образование и медицинские услуги. Это состояние, когда человек чувствует себя защищенным со стороны государства — у нас оно было и мне оно нравилось.
— Но у нас в стране теперь (от вас, наверное, это не укрылось) есть некоторая советофобия в фильмах, сериалах и в литературе…
— Безусловно, сейчас в восприятии молодых людей Советский Союз видится таким очень недружелюбным по отношению к человеку, даже некоторые периоды считаются диктатурой.
— "Тоталитаризм" — этот неприятный термин нам подарили на Западе…
— Да, правильное слово, тоталитаризм, но если брать понятия, которые мы считаем "тоталитарными" в советском обществе, то они в принципе существуют и в других странах. Например, поверьте мне, свобода слова, хоть ей уделено такое большое внимание в США, это не то, что мы о ней думаем, это не полная свобода слова. И я убедилась, что Америка является своего рода полицейским государством, в котором очень много законов, контролирующих поведение и жизнь людей.
— Да, помимо "свободы слова", много внимания уделялось еще в то время феминизму, вы могли сравнить равноправие в СССР и то, что происходило во время этого движения за права жизни в США?
— Тогда я познакомилась с американским обществом изнутри, да, я обратила внимание на то, что женщины там предпочитают оставаться дома и воспитывать детей, вместо того, чтобы продолжать карьеру. Для нас в Советском Союзе это было непонятно, у нас это не очень распространенное явление, мы видели наших мам, мам друзей — они все работали. Безусловно, какие-то моменты для меня были новыми и незнакомыми. А вот с точки зрения роли женщины, да, получалось, что у нас женщины и в плане образования редко уступали мужчинам, и карьеру делали без вопросов, в США же более патриархальное общество, где женщины чаще оставались домохозяйками, и их предназначение было воспитывать детей.
— Когда вы начали работать в США?
— Это была Холодная война, и противостояние двух держав ощущалось очень сильно — тогда звучало много угроз, адресованных Советскому Союзу, поэтому у нас было ощущение, что мы действительно уезжаем на войну, на борьбу. Это помогло принять решение ехать, была очень сильная мотивация служить стране, защищать СССР. Мы хотели принести пользу своей Родине, оберегать от нападок со стороны Западного мира.
— Не могу не спросить про сериал "Американцы", где как раз показано во всех красках противостояние и ваша роль в нем. Имеет хоть что-то общее с тем, что вы делали? Бывали ли у вас в семье такие конфликты, как там показано — что муж предлагает остаться, сдаться, не рисковать?
— Многие моменты специально для фильма просто утрировали, чтобы сериал был остросюжетным, саму нашу деятельность показали более яркой, с эксцессами — это для привлечения зрителей. На самом деле наша работа более прозаична, она часто требует долгих ожиданий, например, для того, чтобы получить какой-то небольшой результат в работе или в изучении того или иного человека, нужно затратить много сил и времени, и еще неизвестно, как эти отношения будут развиваться. То же самое, если есть интерес в политической информации — для того, чтобы найти источник, который мог бы вам эту информацию передать — тоже нужно шаг за шагом пытаться, причем в нескольких направлениях, не зная, выйдешь на правильный путь или нет. Поэтому, конечно, не было никакой беготни с пистолетами, мы не подкарауливали людей в темных переулках.
— Вы даже не прятали труп в багажнике, как это показано в сериале?
— Не прятали, безусловно, не устраняли никого, не выкрадывали и не прятали в гараже. Да, это было тайной войной, скрытой от людей, но на самом деле никаких острых операций подобного рода не было. Никаких париков, переодеваний — это очень примитивное понимание нашей работы.
Более того, изменение внешности — даже очень опасно. Живя в одном городе долгое время, ты, конечно, не сможешь такие трюки исполнить, потому что они рано или поздно раскроются. С точки зрения психологии, каждый из людей моей профессии по-своему переживает то, что он видит в совершенно другой стране — что-то нравится, что-то нет. Можно ли сказать, чтобы были какие-то сомнения у нас – нет, не было. Мы были нацелены на свою работу и не размышляли, лучше ли здесь или не лучше, нужно было вжиться в то общество, где нам пришлось работать, принять положительные стороны этого общества, найти свою роль, принять и стороны негативные. Например, мне не нравилась американская еда, я не люблю фаст-фуд, но мы и не увлекались им. Каждый находит для себя что-то интересное в культурном плане, в музыке, это не значит, что ты должен все полюбить и все воспринять.
Никогда не возникало у нас сомнений, мыслей остаться, изменить наше решение, которое было принято твердо.
Безусловно, между нами были трения, но это не относилось к работе — как в любой семье, возникали разногласия, незначительные ссоры были связаны с бытовыми моментами. Потом, когда появились дети, были вопросы, как их воспитывать, что для них важнее. Например, мой супруг упрекал меня за то, что я очень добра и позволяю много своим детям. То есть я, можно сказать, их баловала. Он хотел, чтобы я была более строгой к ним, чтобы они придерживались определенных правил, а мне хотелось окружить их заботой. Прежде всего потому, что мы были одни — у нас не было родственников, ни бабушек, ни дедушек, некому было их баловать. Старалась давать максимум любви и, может, поэтому была слишком мягкой с ними. Возникали споры, как воспитывать...
— Особая сложность, наверное, была еще в том, что дети воспитывались совсем в другой культурной среде, нежели вы? Они даже не были русскоязычными, не слышали русской речи никогда, росли, как американские дети?
— Безусловно, да, на русском мы не могли разговаривать вообще, это было основой нашей безопасности. Это не подлежало никаким вопросам, этого нельзя было изменить, от этого зависела не только наша, но и безопасность самих детей. Для того, чтобы выполнять работу, мы должны были скрывать этот момент даже от них. Но в принципе для нас это не было большой проблемой. Хотя обычно дети всегда знают о своих корнях, у нас надо было привыкнуть к этому, дать другую историю, всего знать они не могли, это оставалось тайной для них до самого конца, до момента развязки нашей истории.
— Но если не прямо, то каким-то образом вы пытались противостоять американскому влиянию, чтобы не воспитывалась в детях русофобия, это же была Холодная война, каким-то образом подталкивали в верном направлении, объясняли, что не все так однозначно, как показывают по телевидению и учат в школе?
— Да, одним из методов такой, можно сказать, воспитательной работы, мы выбрали ознакомление их с европейской культурой, они оба с детства говорили на двух языках — французский и английский, так вот посредством этого французского языка мы преподносили им европейскую культуру.
Европейская культура все-таки гораздо ближе к русской, и через нее мы многое рассказывали о Великой Отечественной войне, но как она называлась там — Второй мировой. Также они могли рассуждать о преимуществах того или иного общества, в частности сравнивая европейские культурно-исторические ценности с американскими, разбираться в государственном устройстве, знать о социализме через призму даже пусть европейской традиции. Но самое главное для меня, конечно, чтобы они знали историю Второй мировой войны, а это лучше было понять через историю европейских стран.
Думаю, благодаря этому они сохранили более взвешенный взгляд на мир, имели достаточно хорошую подготовку для того, чтобы воспринять в последующим то, что им предстояло узнать.
— Когда вы вернулись, прошла целая эпоха, 20 лет, развал Советского Союза произошел. На ваш взгляд, что изменилось в обществе, в людях?
— Мы вернулись сюда в 2010 году и, конечно, заметили разницу. В целом общество стало более похоже на то западное, к которому мы привыкли за долгие годы, но вместе с тем, все-таки наш национальный характер остался неизменным. И где-то качества нашего национального характера не всегда положительны, например, поведение водителей на автодорогах, уважение к закону - какие-то такие моменты, что уж если есть такое правило, его нужно соблюдать.
В остальном русские люди по характеру немножко другие, я так для себя определила, что мы по менталитету ближе к французам, чем к американцам. Американцы очень прагматичные, рациональные люди, а мы — как французы, итальянцы — более сентиментальные, более склонны к философии, к исканиям. И мы так же любим критиковать власть, это никуда не делось. Как в Советском Союзе я слышала, как рассказывали анекдоты на кухне о нашей власти, так и сейчас это осталось — одна из отличительных черт нашего общества.
— Не расстреливали потом за анекдоты на кухне? Для современного поколения советское время так мрачно рисуется, что там все за всеми следили, за критику власти – сразу в Сибирь…
— Нет, конечно, не расстреливали. Но в любом обществе есть свои "болезненные места", перегибы государственной власти, общественных настроений, мы здесь не исключение. Если взять американское общество — а что, рабство не было таким же страшным, тяжелым периодом? Это просто исторически было раньше, но сегрегация сохранялась и в 20 веке, а потом отношение к коренным народам, к индейским племенам? В истории каждой страны есть свои пятна. Другое дело, что наши проблемы утрируются – и со стороны Запада для того, чтобы показать еще раз нашу страну в негативном свете, и у нас внутри страны много любителей утрировать это.
— Вы пишете в книге про одного из первых ваших кураторов — что судьба этого офицера КГБ сложилась трагично, что он не выдержал гибели своей страны, смены духовных ценностей, умер. А как вы пережили это, знали ли, что происходит на Родине, как относились к перестройке, к Горбачеву?
— Перестройку мы сначала восприняли с воодушевлением, в целом оценивали, как позитивный момент. Распад Советского Союза мы застали уже будучи там и, откровенно говоря, даже информации конкретной у нас не было. То есть мы видели распад Советского Союза глазами иностранцев и по тому, что преподносилось в средствах массовой информации, в основном это были телевидение, газеты. Вот так мы это и видели. Мы эту страницу нашей истории изучали уже после того, как вернулись из Штатов. Многое нам не было известно, потом пришлось все это читать, узнавать и для себя открывать.
А эмоционально мы чувствовали растерянность, мы сожалели о том, что распалась такая огромная страна, и для нас, в общем-то, Советский Союз был как раз единением наций, страной с многонациональным народом, где все жили единым обществом. Потом, когда СССР распался, нам было жаль потерять ощущение этой мощной страны. Была некоторая растерянность от того, что будет. Что будет с нами? Будет ли вообще продолжаться работа? Нужны ли будут люди нашей профессии нашей новой стране? После этого даже был период, когда было очень плохое материальное положение в стране и не хватало денег. Естественно, не хватало денег на все виды деятельности, включая разведку. Несколько лет нам пришлось самим усиленно работать для того, чтобы обеспечить собственное существование. Потом нам дали понять, что в принципе ничего не изменится в плане работы по защите интересов страны.
— Ельцинский период как воспринимался на Западе, как вы все это видели?
— По ельцинскому периоду я знала по конкретным примерам своих друзей и родственников, все-таки у нас была периодическая связь, я приезжала в Россию, я видела, как трудно живут люди. И, откровенно говоря, то, что пережили люди здесь — это испытание. Были очень трудные времена. Но вместе с этим было понимание, что мы на своем месте могли бы сделать что-то, чтобы жизнь наших людей улучшилась. Это даже придало дополнительный стимул. Я сейчас оглядываюсь назад и все-таки я уверена, что наша работа принесла пользу. То, что страна выжила в те годы, выбрала другой более прогрессивный путь — это коллективная заслуга тех людей, которые хотели, чтобы Россия выдержала испытания и осталась достаточно сильной страной. Я считаю, что мы определенный вклад в это внесли.
— Развал Советского Союза был итогом того, что мы проиграли Холодную войну? Как вы считаете, что пошло не так, почему это произошло, ведь это была война спецслужб, может быть, вам это легче понять?
— Война спецслужб идет все время, а это была системная война. Противостояние двух систем привело к тому, что в какой-то момент наша страна надломилась, я все-таки считаю, что это во многом зависело от людей, которые были у власти — где-то коррупция верхушки нашей власти в то время привела к развалу СССР. Но падения и взлеты существуют на протяжении всей истории в любом государстве.
— Сегодня нашей разведке приходится нелегко, многочисленные скандалы ее сотрясают, международная дискредитация, например, вот со Скрипалями эта история — что это было, на ваш взгляд?
— Чтобы компетентно комментировать, нужно обладать информацией, я знаю только то же, что и все. Но то, что происходят различные вбросы не только о разведке, а вообще об экономической, политической ситуации с целью дискредитации – это факт. Борьба усилилась, противостояние России с Западом сейчас обостряется.
— И было бы кстати перестать создавать негативные образы нам самим о своем прошлом, может быть, в литературе, на телевидении не хватает рассказов о разведчиках? Сейчас медийная инициатива здесь у Штатов? Как сегодня поднять в глазах общественности значимость служб государственной безопасности?
— Просто нужно больше об этом рассказывать, особенно рассказывать о положительных моментах, потому что в любой работе можно найти положительное. Предатели есть везде, не только у нас — предатели есть и у американцев, но они предпочитают говорить только о позитивном. Нам тоже надо противостоять им в этой сфере, подчеркивать положительные моменты истории, таких много. У нас были и есть достижения, положительные герои, о которых можно говорить, формировать нужные образы для молодежи, чтобы они знали — были люди, которые готовы были отдать свою жизнь и рисковать. Даже наша работа кому-то кажется очень простой — поехал жить за рубеж, "там же лучше", но на самом деле люди нашей профессии связаны с постоянным риском. Согласился ли бы простой обыватель жить, зная, что его в любой момент могут арестовать и на 25 лет посадить в тюрьму?
— А почему вы согласились?
— Я хотела работать на сохранение мира. Не должно быть перевеса одной стороны над другой. Если американцы сильнее, то значит, они могут вести себя агрессивно — это хотелось предотвратить. Но это, в конечном счете, работает на сохранение мира для всех. Для тех же американских детей, так же как и для российских детей, всего населения земли. Мы, люди, выросшие во времена Холодной войны, хорошо представляли себе риск от противостояния двух атомных держав.
— Поэтому трудности казались не такими значительными?
— Ради сохранения мира мы готовы были работать долгие годы, не зная, когда увидим своих родителей. Сложно не знать — а сможешь ли ты проводить их в последний путь? А нам пришлось перенести такие потери: отец супруга умер, и мы даже не знали об этом тогда. Я потеряла сестру, которая была младше меня, и для родителей это стало страшным ударом, они жили ею, а я не смогла быть рядом в тяжелый для семьи момент. Конечно, многим может показаться это незначительным по сравнению со спецоперациями, которые переживают кино-герои, но это обычная жизнь и простые переживания каждого из нас.
То же самое касается и мыслей о детях — страшно подумать, что было бы с ними дальше, если бы нас не обменяли и мы до сих пор находились в тюрьме. Такие проблемы обходят обычных людей стороной, для нас же каждый из таких житейских вопросов был трудностью.
Мы счастливы, что все закончилось благополучно, и теперь мы сможем еще помочь своим родителям, поддержать своих детей на том пути, который они будут уже сами взрослыми проходить. И для нашей страны хотелось бы, насколько возможно, помочь в возрождении определенных ценностей — я хочу внести свою небольшую лепту в патриотическое воспитание. У нашего общества сейчас есть запрос на это, многие хотят помочь государству стать сильнее, защитить страну.