Хабаровск стал новой политической и социологической аномалией, новой точкой притяжения внимания всей России. И дело тут даже не в арестованном Фургале, не в Дегтяреве, а в новой реальности, когда проблемы региона достигли пиковой ситуации, и нужен был хоть какой-нибудь повод, чтобы народ вышел на улицу сказать свое "против". Против поправок, против политики Москвы, против того, чтобы отбирали единственный засчитанный выбор.
Сергей Фургал в одночасье после задержания стал "народным" губернатором, но еще в декабре 2019 года точно такого же "народного" губернатора сместили с должности, и на улицы не вышли десятки тысяч человек. Как ни странно, но Сергей Левченко сделал для Иркутской области больше, чем Фургал для Хабаровского края. Так почему все сложилось именно так, и как сегодня развивается ситуация в Приангарье и в стране в целом? Об этом и многом другом экс-губернатор Сергей Левченко рассказал в интервью Накануне.RU. Представляем вашему вниманию сокращенную видеоверсию и полную – текстовую.
– Поводом для вашей отставки стало наводнение – после этого врио губернатора поставили представителя МЧС Кобзева, однако в этом году регион оказался опять подтоплен. Можно ли было предотвратить повторение событий, учитывая, что в руководстве, казалось бы, специалист?
|Фото: Накануне.RU','600','450','true') "Сергей Левченко(2020)|Фото: Накануне.RU")
– Конечно, сравнивать эти ситуации нельзя. Сейчас речь идет о подтоплении, а тогда было именно наводнение. Не так просто была объявлена чрезвычайная ситуация федерального масштаба – даже по этому формальному признаку можно сказать, что это несравнимые вещи.
Такого большого наводнения не было в России за период новейшей истории, чтобы в одном субъекте было такое большое количество людей, признанных пострадавшими – 19 тысяч человек потеряли жилье. Мы 12,5 тысяч человек до середины декабря, когда я подписал заявление об отставке, уже обеспечили жильем. Не деньги выдали, не сертификаты какие-то, а они уже получили готовое жилье – либо квартиры, либо дома. 12,5 тысяч человек за четыре месяца – это новый город. Поэтому то, что сейчас происходит, по сравнению с тем, что было в прошлом году – это, извините, копейки.
Что касается возможности предотвращения, контроля происшествия – это очень масштабная работа, чтобы обустроить все места, откуда могут начаться наводнения, это прежде всего горная местность, где берут свое начало ручьи и реки. Эта работа на сегодняшний день не сделана, и необходимо сделать так, чтобы люди могли заранее знать, что вода идет с верховьев гор, могли подготовиться, чтобы хотя бы жизни свои спасти.
– При этом за время вашего руководства долг области сократился с почти 15 млрд до 12 млрд рублей, по данным Минфина…
– На самом деле с 27 до 11 млрд…
– Тем более. Что вы делали для снижения, и что должно было случиться, чтобы через полгода, по данным на 1 июля 2020 года, долг региона опять вырос до 21,5 млрд?
– Уже до 28 млрд, потому что лимит по взятию бюджетных кредитов у региона закончился, они его весь выработали, теперь объявляют конкурс, чтобы получить кредиты у коммерческих банков за достаточно большие проценты. И его придется обслуживать, платить сотни миллионов рублей за это.
Что мы делали – мы повышали доходы. Все взаимосвязано в финансово-экономической сфере, и мы за это время, за четыре года, увеличили доходы региона в два раза – округляя, со 100 млрд до 200 млрд руб., и это только областной бюджет, а если говорить о федеральном, то мы увеличили поступления туда в три раза – с 90 млрд в 2015 году до 270 с небольшим млрд.
Естественно, повышая свою доходную часть, мы получили возможность и обеспечивать все социальные программы, и выплату заработной платы, и выплату многих долгов, которые у Иркутской области к 2015 году накопились. Тут и долги у бюджетников, которые относятся к муниципалитетам, объекты социальной сферы, и долги по коммунальному хозяйству – они были сопоставимы с государственным долгом, который был целиком у Иркутской области, когда область до этого брала кредиты.
То есть у нас, к сожалению, такая в стране "традиция" – одни кредиты берут и куда-то транжирят, а другие их отдают и стараются наладить весь экономический, бюджетный процесс. Очевидно, и в этот раз процесс повторяется, потому что люди, которые не умеют обращаться с бюджетом, с государственными деньгами, они сразу обращаются к кредитам. И должен сказать, что первый кредит после моей отставки был взят уже через две недели.
– Исходя из этого, можно ли сказать, что в регионах управляемость поставлена выше социального положения граждан и субъекта в целом?
– Смотря что считать управляемостью. Я думаю, что управляемость наоборот потеряна. Потому что есть разные сферы, в которых работает губернатор – это и экономическая, и политическая сферы, и взаимоотношения с местными, как принято сегодня называть, элитами и так далее. На сегодняшний день все эти виды управляемости в регионе со стороны руководства области потеряны. Экономическую ситуацию мы уже обсудили по самым принципиальным моментам – есть тут управляемость? Нет.
Если говорить о политической управляемости, то давайте посмотрим на результат, который область показала в голосовании по поправкам в Конституцию. Со стороны устроителей этого плебисцита оценка политической деятельности должна быть минимальная – даже не "двойка", а "кол". Потому что, если говорить о явке – а это один из основных показателей – то в Иркутской области, как и в Хабаровском крае, явка составила 44%. И если говорить о количестве избирателей, проголосовавших за эти поправки в Конституцию, то в Хабаровском крае показатель 27,5%, а в Иркутской области – 28%. То есть политическая управляемость тоже минимальная, можно сказать, что ее вообще нет.
А если еще посмотреть на кадровые вопросы – есть достаточно серьезные возражения у муниципалитетов, трения, которые объясняются материальными условиями. Муниципалитеты не получают никаких средств, начиная с весны этого года. Если я увеличил дотации муниципалитетам с 37 млрд до 75 млрд, то сейчас в связи с тем, что наполнения бюджета нет, дотации резко сократились.
Я вижу, что область несется на всех парах к банкротству. Естественно, любой мэр, видя, что у него копятся долги, за которые ему придется отвечать, начнет возражать против такой политики. Теперь они пишут письма, обращаются, но, как говорится, воз и ныне там. Поэтому управляемости в области, если подвести комплексный итог, вообще не стало.
– Справедливо ли это для других регионов?
– Где-то справедливо, а где-то нет. Если рассматривать управляемость как возможность контролировать только главу региона, губернатора, тогда, наверное, справедливо. То есть им можно управлять – любым губернатором, которого назначили или который только и смотрит "наверх", что там скажут, что пошепчут, и не обращает внимания на то, что происходит в регионе – конечно, можно управлять таким. Но сможет ли он сам управлять регионом? Скорее всего, нет. И это уже показал Хабаровск.
– Что касается вашей отставки – были версии, что вы стали неудобны местной "лесной мафии", с другой стороны, были предположения, что вы были неудобны для людей на самом верху. Как вы считаете, Владимир Путин все-таки имел отношение к вашей отставке, или ему просто представили план, решение, а он его только утвердил?
– Я думаю, что нашлись люди, которые предложили такой план. Но это ведь процесс не разовый, а достаточно длительный. И президента, очевидно, и народ Иркутской области готовили к этому вопросу, потому что более полутора лет шла вакханалия в средствах массовой информации. Шесть государственных каналов за это время показали 500 с лишним отрицательных сюжетов про меня.
Это "удовольствие" стоит миллиарды рублей, и кто-то же за это платил. Естественно, платили люди, которым я был неудобен. А неудобен был потому, что я старался заставить всех платить налоги по закону. Учитывая, что у них не было аргументов, чтобы не платить налоги, к чему привыкли за последние годы или даже десятилетия, то они, естественно, предлагали радикальный путь. Если невозможно не платить налоги, значит, надо постараться убрать человека, который заставляет тебя жить по закону. В том числе это и "лесная мафия". У нас рубки теперь те же самые, что и до меня – порядка 33-35 млн кубометров в год. Но раньше эти компании платили 3 млрд, а при мне стали платить 10,5 млрд – конечно, они оглянулись и поняли, что в кармане 7 млрд не хватает, поэтому и подключились к этому делу.
– Что вы сделали, чтобы так им надоесть?
– Мы действовали последовательно, по закону – сначала провели инвентаризацию этих лесных компаний, увидели (почему-то ни один из губернаторов до меня этого не видел), что из 524 компаний, которые арендовали лесные участки для вырубки, 300 не были зарегистрированы там, где они эти участки получили. Как только мы их зарегистрировали – сразу пошел рост сборов и налогов. Но мы это делали достаточно, на мой взгляд, щадяще, потому что сказали людям, которые не платили вообще никаких налогов области, но добывали природные ресурсы – мы вам даем срок полгода-год, если не зарегистрируетесь и не будете платить налоги и сборы, полагающиеся по закону – мы к вам придем. И вы знаете, не было ни одного случая, чтобы мы к ним пришли. Все стали платить. И при этом мы еще не до всех дошли, потому что лесная сфера очень сложная.
Вообще нам нужно увеличивать переработку, чтобы больше получать, а не гнать кругляком лес за рубеж. Я даже полтора года назад обратился к президенту, чтобы было принято жесткое решение – запретить вывоз кругляка из РФ. Не такая большая наука – срубить, погрузить и отправить, железная дорога довезет, куда нужно. А нужно заниматься переработкой.
Я получил из Министерства промышленности и торговли такой не очень логичный ответ – что это нецелесообразно. Вопрос – для кого нецелесообразно? Очевидно, для тех, кто рубит и кругляком отправляет. А для государства, для народа, для тех, кто живет на этой территории, конечно, это целесообразно.
– По закону вы могли участвовать в выборах в Иркутской области, если бы президент принял соответствующее решение, собственно, для чего вы и написали ему письмо. Был какой-то ответ?
– Нет, ответа не было.
– Смотря, как сейчас люди протестуют в Хабаровском крае, не можем не спросить – почему же в прошлом году в Иркутской области люди не вышли в вашу поддержку, как вы считаете?
– Я думаю, тут комплексная причина – и СМИ работали долго против моей репутации, и конечно, у нас уровень жизни повыше, он достаточно серьезно увеличился за эти четыре года. У нас строительство и ремонт объектов социальной сферы увеличилось в шесть раз, увеличилась заработная плата, 612 тыс. человек стали получать разного рода льготы. Я принял 57 указов, чтобы назначить льготы разным категориям граждан, которым государство должно помогать.
И это тоже повлияло на население. Есть такой показатель в социологии – уровень протестности. Так вот этот показатель за четыре года снизился больше, чем в два раза. В 2015 году был 62% по региону, а в конце 2019 года – уже 30%. Люди успокоились в какой-то мере, увидели, что власть о них беспокоится, на глазах происходят изменения. Я считаю, что это хороший признак. Другое дело, что уже сейчас, как мне кажется, даже не десятки тысяч, а сотни тысяч граждан поняли, какая ситуация в Иркутской области, и они примут правильное решение на ближайших выборах.
– Если обратиться к повестке последней недели, то станет понятно, что задержание Сергея Фургала оказалось лишь поводом для возмущения населения, а в чем первопричина, на ваш взгляд?
– Если анализировать протесты в каждом регионе за последнее время, то можно прийти к каким-то отдельным индивидуальным выводам. В последнее время стало достаточно много таких протестных движений: Шиес, Северная Осетия, те же Москва и Питер – ведь далеко не за Фургала весной были эти протестные действия.
Буквально недавно, год-два назад, протестные действия были в нашей соседней доброй республике Бурятии. Национальная республика, достаточно спокойная, уважительно относится к органам власти. Но когда не зарегистрировали моего представителя в Совете Федерации сенатора Вячеслава Мархаева – он якобы не прошел муниципальный депутатский фильтр, хотя прошли фильтр те, кто не мог его пройти – и республика вздыбилась. Такого никогда не было, чтобы вся площадь в Улан-Удэ была заполнена людьми. Они вышли, потому что чувствуют несправедливость.
Так вот если объединить все эти протесты, которые в России происходят, то я думаю, что это можно объединить одним словом – надоело.
К слову об Иркутской области – наверное, в декабре прошлого года еще не "надоело", еще обстановка тогда не настолько созрела. Но теперь и ковид почувствовали, и количество безработных увеличилось, и доходы у людей еще раз резко упали.
Ситуация бывает разной, и вы, наверняка, знаете, чем в теории, у классиков, отличается революционная ситуация от нереволюционной. Сегодня она уже наступает.
– Не можем не спросить о ваших отношениях с КПРФ – есть такая точка зрения, что партия могла в декабре прошлого года заступиться за вас более действенно, не ограничиваясь только заявлениями, но якобы Геннадию Зюганову было бы невыгодно ваше усиление, так как некоторые видят в вас будущего руководителя партии – как можете прокомментировать такие обсуждения в левой среде?
– Я могу ответить достаточно коротко: во-первых, в лидеры партии не стремлюсь. Во-вторых, я с Геннадием Андреевичем работаю уже 40 лет и знаю, как он ко мне относится – очень хорошо и с большим уважением. Он меня еще 15 лет назад просил, чтобы я вошел в президиум нашей партии. До сих пор мы с ним общаемся почти каждый день.
– Что касается выборной кампании в Иркутской области, КПРФ выдвинула Михаила Щапова – как оцениваете его кандидатуру? Не сведется ли его участие к роли технического кандидата?
– Наша партия никогда не увлекалась выдвижением технических кандидатов. В первое время, может, кто-то не очень серьезно относится к нашим кандидатам, но мы раз от раза показываем, что если уж мы пошли, то не по принципу "не догоню, так хоть согреюсь". Мы серьезные люди, и выдвигая человека, работаем на победу.
Михаил Викторович побеждал на выборах в Госдуму по одномандатному округу – таких депутатов во фракции нашей компартии в Госдуме всего семь человек. За него проголосовали, и он выиграл у очень серьезных кандидатов. Он достаточно хорошо себя проявил за эти годы в Госдуме. К тому же он – земляк, в отличие от многих других, которых нам предлагают за последние годы. Он достаточно успешный, сильный руководитель, кроме того, он офицер, а люди, которые имеют такие звания, обычно идут до конца и побеждают.
– Проблемная сейчас тема для Иркутской области – закон, позволяющий РЖД при строительстве БАМа и Транссиба проведение сплошных рубок леса в районе Байкала. Как вы оцениваете эту ситуацию?
– Негативно. Вот, кстати, Михаил Щапов написал письмо Валентине Матвиенко, чтобы она еще раз оценила последствия такого закона, чтобы Совет Федерации собрал согласительную комиссию в соответствии с федеральным законодательством, чтобы можно было это все исправить.
Это такой блицкриг, когда за два дня принят закон, который не просто дает возможность инфраструктурным транспортным предприятиям осуществлять сплошные рубки в центральной экологической зоне Байкала, но и меняет закон об охране озера Байкал, который был принят в 1999 году. А в соответствии с этим законом, Байкал – это объект ЮНЕСКО, он находится под охраной. И вдруг взять за два дня и тот закон спечь, и сюда поправки внести – такое отношение к Байкалу, к природе, к экологии недопустимо.
Михаил Викторович протестует – он проголосовал против в Госдуме, он обратился официально и публично в Валентине Ивановне, но руководство нашей области молчит. Люди беспокоятся – я, находясь в Москве, от очень многих слышу эти вопросы – а почему молчат руководители Иркутской области, почему они не защищают Байкал? Почему они не защищают жителей области?
У меня ответа нет, кроме того, что они, очевидно, чужие люди, они не понимают интересов региона, интересов жителей, не понимают той боли, которая накоплена за десятилетия по Байкалу. Конечно, у меня отрицательное мнение на этот счет, и мы будем протестовать.
– Другой недавний законопроект приравнивает заявления и действия, направленные на отчуждение территорий РФ, к экстремизму, но исключает меры по исправлению границы путем делимитации, демаркации. Оппозиционные депутаты выражают беспокойство – а не будут ли "перекраивать" границы не в нашу пользу, как было с Норвегией, с островом Даманским, даже несмотря на недавно прописанный запрет в Конституции?
– Действия сегодняшнего правящего режима не зависят нисколько от того, что написано в Конституции. Эти примеры – и по Норвегии, и по острову Даманскому – они ведь происходили и без этого закона. То есть это никогда не останавливало сегодняшних руководителей, прописано это в Конституции или не прописано.
У нас из Конституции сделали какого-то "крокодила", напихали туда вещей, которые вообще не нужны. Ну что мешало назначать чиновников без двойного гражданства? Что, обязательно в Конституции нужно записывать? Вы же их назначали – все чиновники назначаемые. Ну смешно и глупо.
Или все время говорили – вы вот хотите бесплатные школьные завтраки для детей? При чем тут Конституция? В Иркутской области я еще в прошлом году заложил в бюджет 2020 года деньги на бесплатное школьное молоко для детей до 4 класса. 257 млн руб. заложил, мы к этому готовились два года – сделали систему вместе с нашим министерством сельского хозяйства, чтобы это был сбор хорошего молока от наших фермеров, чтобы не завозили из-за границы непонятно что. Но мне ведь не нужно было это записывать ни в Устав области, ни в Конституцию. Надо просто делать.
Поэтому то, что пишется в федеральных законах, в Конституции – это, к сожалению, не останавливает никого. А варианты "переписывания" границы возможны, и в новейшей истории такая отдача наших территорий уже была.
– А как вы оцениваете "обнуление" сроков президента? Владимир Путин будет "править вечно" или все-таки в 2024 году передаст кому-то власть?
– Я бы вам посоветовал пригласить и спросить у него самого, что он планирует делать. На мой взгляд, все процессы в стране со стороны федерального центра непредсказуемы, и они исходят из каких-то субъективных вещей, из сиюминутного состояния. Я не вижу серьезной долговременной политики. Когда они берутся за серьезную долговременную политику, к сожалению, ничего дельного не получается.
В пример могу привести так называемые национальные проекты. Уже через несколько дней после голосования по поправкам вдруг выяснилось, что к 2024 году мы с национальными проектами не успеваем, взяли и перенесли еще на шесть лет – до 2030 года. Очевиден вопрос – а вы что, неделю назад не знали, что национальный проект по поддержке малого и среднего бизнеса финансируется всего на 10%, по развитию инфраструктуры – тоже на 10%, по развитию образования всего лишь на 18%? Или почему молчали до голосования о том, что у вас такая провальная ситуация по национальным проектам?
Поэтому я и говорю, что они не работают и не умеют работать на перспективу. Они в свое время себя убедили, что плановая система неправильная, неэффективная. Но без целеполагания со стороны государства страна никуда не движется. Поэтому я бы в этой ситуации не стал гадать, что будут делать люди, которые не планируют ничего, а действуют в зависимости от сиюминутной ситуации.
– Как вам кажется, выборы в Госдуму будут досрочными или пройдут по плану в 2021 году? И что они сулят КПРФ?
– У нас руководство страны непредсказуемое. Думать, будут или не будут какие-то шаги с их стороны – это гадание на кофейной гуще. Может быть и так, и этак – зависит от сиюминутной ситуации. Увидят, что досрочные выборы по какой-то причине лучше, чем штатные – будет досрочное голосование. Если увидят, что в штатной ситуации "Единая Россия" будет иметь больше шансов – тогда не будет. Все от этого зависит. Что касается результатов КПРФ – я думаю, они будут намного лучше, чем в предыдущие выборы в 2016 году, за это говорит вся ситуация. Наша партия достаточно серьезно увеличила авторитет. Ситуация на нас работает, потому что на сегодняшний день мы видим, что по всей стране люди по разным поводам не согласны с работой федеральных властей и "Единой Россией".
– Считаете ли вы возможным восстановление "красного пояса" регионов?
– Я думаю, что перспективы не только "красного пояса", но и у Компартии, и у других патриотических сил вполне позитивные, и они обязательно произойдут, потому что слишком долго наша страна искала какие-то пути развития в либеральном секторе, в секторе перевода всего на частные рельсы – хватит искать. У нас чем хуже живут обычные люди, тем больше становится долларовых миллиардеров. Тут надо уже выбирать – либо сто долларовых миллиардеров, либо сто миллионов голодных.