Один из руководителей Ростсельмаша, президент ассоциации "Росспецмаш" и председатель Московского экономического форума Константин Бабкин рассказал в интервью Накануне.RU о том, как живительную волну санкций в России сменил костер денежно-кредитной политики Центробанка и почему наш промышленный потенциал реализуется всего на 10%, хотя мы чуть не каждый день слышим, что экономика России "перегрета".
Ростсельмаш: движение наперекор всему
— В начале этого года Ростсельмаш запустил три новых производства в Ростовской области. И вот вы говорили, что в создании производства трансмиссий не оказалось коммерческого смысла, так как комплектующие все равно выгоднее закупать в Китае. А в чем смысл тогда, какой расчет был в запуске производства? Насколько этот расчет оправдывается на сегодняшний день?
— Соображения было два. Руководство компании Ростсельмаш, в том числе и я, видим огромный потенциал России, мы верим, что со временем будет проводиться другая экономическая политика и появятся условия для того, чтобы Россия стала лучшим местом в мире для производства — и коробок передач, в том числе, и готовой техники. И мы к этому времени должны иметь мощности, чтобы не разгоняться, а сразу поехать и производить, наполнять и рынок России, и всего мира произведенными в нашей стране тракторами, комбайнами и компонентами для них. Это первое соображение — на перспективу.
Второе соображение состоит в том, что, хотя пока государство в целом не очень расположено для развития у нас несырьевого производства, но есть меры поддержки, разные субсидии, которые иногда делают возможным рентабельное производство компонентов. И раньше действовала программа №1432 (частичное субсидирование приобретения сельхозтехники для аграриев, — прим. Накануне.RU), действовал Фонд развития промышленности, и опираясь на эти меры поддержки, мы посчитали, что инвестиции в производство коробок передач будут оправданны. Ведь решение по созданию и производства трансмиссий, и тракторного завода принималось лет пять, а то и семь назад. Тогда работали эти меры поддержки, и мы приняли решение по реализации инвестиций.
— А теперь?
— Но сегодня вторая часть соображений отпала: субсидии сокращены, ключевая ставка Центробанка поднялась, все издержки выросли, защита внутреннего рынка так особо и не появилась в стране. И сейчас эти инвестиции выглядят не совсем разумными. И по-прежнему гораздо более выгодно везти компоненты из Китая. Тем не менее, нас греет идея о том, что когда-то эти трудозатраты и инвестиционные денежные затраты окупятся, и окажется, что мы не совершили ошибку, потратив многие миллиарды рублей на создание этих производств.
— А какие-то есть сигналы от руководства страны о том, что в будущем будет востребовано ваше производство и аналогичные, либо вы готовите почву: смотрите, у нас все готово?
— Нет, власти-то правильную риторику ведут: про технологическую независимость говорят, про суверенитет, про развитие производств, создание рабочих мест. Ну, говорят, но за этими разговорами практически не следует каких-то решений. Налоги на несырьевое производство не снижаются, и если реформы происходят, то не в пользу тех, кто созидает в России. Центробанк — ему вообще плевать на реальный сектор.
Поэтому нас греет наша история, ведь Россия — это великая держава с огромными традициями в созидании, в развитии технологий. И народу-то это нравится, когда страна первой оказывается в космосе, производит большое количество продукции, делает открытия. Вообще, приятно гордиться технологически развитой державой. И мы надеемся, что это лишь временное состояние — когда правительство в основном обращает внимание на тех, кто экспортирует нефть, газ, древесину, удобрения, металлы. Но эти олигархи из бюро РСПП не ведут страну к технологическому развитию, к независимости, скорее, наоборот.
А мы должны говорить, показывать, что, смотрите, уважаемое правительство, те, кто принимает решения, мы хотим, мы готовы, это возможно в России — производить передовую продукцию, и для этого нужен ряд условий от вас. Не так сложно выполнить эти условия. Мы, правда, говорим это уже лет 20-25, но что-то как-то слабо получается. И, все-таки, иногда получается, какие-то меры поддержки появляются, хотя это все не очень стабильно. Тем не менее, мы должны двигаться.
— Ростсельмашу в этом году 95 лет. Как вы оцениваете его путь последние 25 лет?
— Эти 25 лет — это и есть путь движения, скорее, в романтическом духе, то есть, мы не следуем за действиями правительства, а делаем, что должно, и получается движение наперекор обстоятельствам. Когда, допустим, Россия вступала в ВТО, все было сделано для того, чтобы пересадить страну на иностранные комбайны: рынок открыт, субсидии запрещены для развития промышленности, льготные кредиты давать нельзя по условиям вступления России в ВТО.
Тем не менее, мы старались, поддерживали, коллектив не распускали, копошились, делали комбайны. Потом живительная волна санкций нахлынула, и государство немного повернулось к нам лицом. То есть, мы делали наперекор, в итоге то, что завод просуществовал 25 лет и готов развиваться дальше, вселяет в нас уверенность в своих силах и в том, что мы в целом все делаем правильно.
Надо не на сегодняшний день смотреть, а на перспективу. И я уверен, что, хотя наши заводы сегодня работают далеко не на полную мощность, а дай бог, на треть или на четверть, но я думаю, что мы правильно эти инвестиции сделали и когда-то эти заводы будут реально востребованы.
— Какая ситуация в отрасли сельхозмашиностроения в этом году сложилась? Минсельхоз признает огромный дефицит техники, старая практически достигает по возрасту 19 лет — сеять и убирать нечем. При этом новые комбайны стоят на складах — в отрасли кризис?
— Да, сейчас половина годового объема продаж стоит на площадках — 1700 комбайнов стоит на Ростсельмаше и у дилеров. И завод работает не в полную мощь, а три дня в неделю, это уже длится с сентября, и видно, что будет продлен такой режим до марта.
Почему это так? Политика Центробанка, сокращение поддержки сельского хозяйства, политика, направленная на сбивание цен на продукцию сельского хозяйства, в частности, экспортные пошлины на зерно, на сою, на рапс — ведут к тому, что рынок сокращается для крестьян, и они видят, что цены, объемы продаж не такие, как хотелось бы, и, соответственно, меньше инвестируют в покупку техники. Так что тяжелая ситуация сейчас, кризис, действительно. И пока сигналов о том, что в наступающем 2025 году ситуация изменится к лучшему, я не вижу.
Уже "перегрелись"?
— Но Набиуллина постоянно уверяет, что у нас экономика перегрета. Перегретость в отрасли сельхозмашиностроения вообще ощущается?
— Смешно. Когда три дня в неделю завод работает, это перегретостью, наверное, неправильно называть, это стагнация, или жесткий кризис, торможение, а вообще-то — трагедия для производства.
С Набиуллиной сложно дискутировать, она живет в другом мире, хоть бы посмотрела на реальное состояние промышленности. Я не знаю, где сейчас вообще перегретость-то существует, где она есть? Никакой нет — где она? Набиуллина говорит, что все мощности задействованы, больше инвестировать нельзя и не нужно. Но это абсурд и просто противоречит всей логике и всем обстоятельствам.
Сама же денежно-кредитная политика ЦБ и вызывает тот самый кризис и, кстати, разгоняет инфляцию, потому что Набиуллина ключевую ставку задрала, многие десятки триллионов рублей народ положил на депозиты — деньги не идут ни в покупку комбайнов, ни в закупку семян, ни в повышение зарплат, ни в строительство жилья. То есть, она изъяла деньги, огромные триллионы из экономики, и на эти деньги печатает новые деньги.
И когда экономика не работает, не развивается, а деньги печатаются, получается та самая инфляция, с которой Набиуллина борется якобы. Такая "борьба" может продолжаться очень долго. Ну, собственно, она и продолжается уже годами под руководством Набиуллиной — заливание костра бензинчиком, подавление экономики.
— Министр сельского хозяйства Оксана Лут призывала ставить свечки за урожай в этом году. В это время у нас энергооснащенность сельского хозяйства составляет всего полторы лошадиные силы на 1 гектар, тогда как в Европе — восемь, в Беларуси и то больше — три. Может, лучше не свечки ставить, а энергооснащенность наращивать?
— Оксана Николаевна сколько министром уже работает, но она ни одного совещания по сельхозмашиностроению не провела. Пользуясь возможностью, хочу попросить ее такое совещание провести. И вот что я хотел бы сказать ей на совещании. Действительно, проблема существует — отставание в оснащенности села техникой. Как бы я предложил решить эту проблему — отменить экспортные пошлины, надо не тормозить экспорт, а наоборот, его стимулировать, бороться надо за рынки, чтобы были рынки сбыта, чтобы цены были привлекательные для инвестиций, для работы крестьян.
И второе, сейчас она выступает за снижение поддержки сельхозмашиностроения, критикует программу 1432, благодаря которой мы много лет развивались, были построены заводы в период действия этой программы. Но вот Оксана Николаевна говорит, что эта программа ненужная и не надо на нее тратить деньги. Как раз сокращение этой программы, постоянное ее раздергивание сеет нестабильность в нашей отрасли, сокращает наши возможности инвестировать, повышает стоимость техники для крестьян и тормозит темпы модернизации села. Поэтому надо больше общаться. Может, мы найдем какое-то взаимопонимание, а пока я тоже не понимаю логику Минсельхоза.
— Вы возглавляете ассоциацию российского спецмашиностроения. В других его сегментах — строительно-дорожная техника, прицепы, пищевое оборудование — что происходит в этом году?
— Примерно такая же ситуация в строительно-дорожной технике, там серьезное падение, и в производстве прицепов, там давит Китай, сложно выдерживать конкуренцию с китайцами. В КНР дешевые кредиты, дешевый металл, серьезная поддержка экспорта. Но на удивление отличается пищевое машиностроение, оно в этом году выросло, причем на 43%. Вот удивительный, прекрасный факт. Я, правда, разговаривал с руководителями предприятий, пытался понять, за счет чего это удалось. Никто мне так внятно не ответил, почему этот рынок такой приятный для российских машиностроителей, и там совершенно другая ситуация, чем у аграриев и строителей.
— В этом году 10 лет, как в стране была объявлена политика импортозамещения. По вашей оценке, за это время какой у нас потенциал импортозамещения реализован?
— Строительно-дорожной техники мы производим где-то 9% от той техники, что потребляем, а должны и можем производить 90%. В сельхозмашиностроении мы производим 50-53% от того, что потребляем, а нужно, чтобы было 80-90%. Да и во всем, собственно, вот так. То есть, если усреднять по машиностроению, посмотрим на улице, сколько там российских машин — там они единичные, потенциал только по импортозамещению большой, а еще же надо экспорт наращивать, завоевывать другие рынки.
Мы в десятки раз можем увеличить размер нашей экономики, причем качественно увеличить: не просто нефть качать за границу, то на Запад, то на Восток, а создавать передовые умные машины, которые дадут нам новые возможности.
Собственные кадры или мигранты?
— Вы упоминаете Центробанк как один из тормозов экономики, но вот другой его аргумент — для разгона экономики у нас не хватает рабочих рук, разве это не так?
— Три дня в неделю завод работает у нас в течение полгода. Я не могу сказать, что у нас не хватает рабочих рук. Могу сказать, что специалистов у нас действительно нехватка. Мало специалистов по производству тех же коробок передач, высококвалифицированных инженеров по проектированию, по испытаниям техники.
Но проблема тут не в том, что именно людей у нас не хватает, а в том, что не так работает целеполагание в системе образования. Нам много лет гайдаровцы, друзья руководства Центробанка, говорили, что мы не должны готовить конкретных специалистов. Мол, мы не знаем, что будет через пять лет, и мы должны просто готовить людей, которые разбираются по чуть-чуть во всем, при необходимости — найдут информацию в интернете. Это, кстати, цитата из интервью господина Кузьминова, который был ректором Высшей школы экономики, сильно влиял на систему образования и который являлся и является мужем Набиуллиной.
И результаты внедрения этой идеологии в образовании — выпускать не специалистов, а таких вот "хороших ребят" — мы сейчас пожинаем, когда приходится искать этаких чудаков, которые в этой всей ситуации пошли не в чиновники, не в блогеры, а все-таки сохранили знания о материаловедении, сопромате, проектировании, о производстве сложных машин. Такие люди в России, к счастью, есть, но их мало, и в этом смысле, конечно, кадровая проблема существует, но решение этой кадровой проблемы лежит в плоскости, опять же, изменения экономической политики. Надо менять налоговую, денежно-кредитную, внешнеторговую политику, политику в области образования. Если эти вещи сделать, то у нас все быстро "полетит".
— Еще серьезная проблема — миграция, ведь уже даже спикер Госдумы Володин признает, что, если так пойдет и дальше, то на наших заводах будут работать мигранты. Да, несколько важных регулирующих миграцию законов принято, но можно ли сказать, что в теме миграции настал ключевой поворот?
— Это к нашей отрасли слабое отношение имеет, потому что нам нужны квалифицированные рабочие. Наверное, на стройках, на строительстве заводов работают мигранты, но на предприятиях их незначительное количество. Одной из причин является то, что надо все-таки иметь образование, подготовку, включаться в разные технологии, уметь работать на предприятии. Поэтому у нас, как правило, на предприятиях работают местные ребята. Ну и, кстати, в сельском хозяйстве мигранты есть, но не такое количество, в основном, конечно, костяк кадровый — это люди, живущие на местах.
Произошел ли поворот с миграцией, я не знаю. Я слышу двоякие посылы со стороны правительства: то они говорят, что нам рабочих рук не хватает, давайте-ка мигрантов везти больше, то говорят, что это проблема, давайте не везти. Я не вижу, что какая-то выработана идеология, и проблема ушла.
Россия же развивается медленно не от того, что людей у нас не хватает, а от того, что у нас экономическая политика неправильная, она застряла в девяностых годах, и ей управляют люди, застрявшие головой в том периоде, когда мы отказались от идеи строительства коммунизма, перешли к идее о том, что должны вписаться в мировую экономику хотя бы на вторых ролях. Под это дело открыли свой рынок, стали очень хорошо вывозить сырье, все остальное начали закупать, наполнили прилавки разными сортами колбасы, на автомобили иностранные пересели и на иностранные самолеты.
И, вроде, это все нравилось, все на ура шло, но сегодня этот подход, попытка вписаться в мировой рынок и влиться в западную экономику, не оправдался. Эта идеология не дает нам развиваться. И вообще, стараться вписаться в западную экономику в то время, когда на нас накладывают миллионы санкций и когда нас стараются поубивать как можно больше, — это абсурдно.
Так вот, если мы посмотрим на нашу налоговую, денежно-кредитную, внешнеторговую политику, то мы увидим, что она и была заложена в те самые девяностые годы и с тех пор не менялась ни после введения санкций, ни после начала СВО. Кто для правительства голос бизнеса? — это бюро РСПП, те самые экспортеры сырья. И вот для них делается все, чтобы у них было все хорошо. А машиностроители — мы являемся не то, что неприятной помехой, а просто такой казус удивительный, ну, может, прикольный в чем-то, в чем-то мешающий, и тем не менее — казус на общем фоне. Что-то постоянно машиностроители просят: какой-то поддержки, каких-то субсидий, что-то им не нравится, они мешаются. Но, вроде, ребята хорошие, вроде, машиностроение нужно, иногда надо его поддержать.
Вот это абсурд, который надо лечить. И если вылечить эту болезнь, если улучшить экономическую политику, то мы увидим, что наши люди, если им дать возможность проявлять свои таланты, они смогут модернизировать предприятия, произвести роботов, мощные станки мощные, и за несколько лет это можно наверстать, и проблем с мигрантами не будет — неквалифицированный труд можно заменить машинами.
Так что лечить последствия неправильной экономической политики завозом миллионов мигрантов — это не лечение болезни, а снятие боли, и то временное.
"А давайте-ка к нам"
— Вы долгое время возглавляли "Партию дела", в этом году стало известно о ее ликвидации, и вы вступили в ЛДПР, возглавили Экономический совет этой партии. Как и кто предложил вам вступить в ЛДПР, когда это произошло? Почему вы приняли такое решение?
— "Партия дела" 15 лет просуществовала, ее все время подавляли. Сначала три года говорили, что нас никогда не зарегистрируют. Потом случились болотные протесты, была либерализация в партийной политике, 70 партий зарегистрировали, в том числе нашу. Но за следующие годы ни разу не пустили на выборы выше поселкового уровня. Мы каждый год где-то выставлялись, и каждый год нам говорили, что у вас запятые не так стоят, мы вас на выборы областного уровня не пускаем.
А в этом году начали вообще уже в суды подавать, конкретно начали давить, и не просто на выборы не пускать, а начали подавать иски о закрытии партии. Было несколько ступеней судов, Верховный суд в ноябре решил, что все, закрываем. Мне печально за страну, печально, что новые идеи не обсуждаются. Говорят: просто не надо вас, не надо возмущать спокойствие, у нас все хорошо, мы сами знаем, куда вести страну, и нам не нужны возмутители нашего спокойного политического пространства, мы вас закрываем.
Вот такая политика не обсуждения проблем, а заметания их под стол, она и в 1917 году привела к катастрофе, и в 1991-м. Отказ от обсуждения проблемы, попыток слышать друг друга, слушать общество ведет страну к резким переменам. И, можно сказать, так власть сама рождает катастрофы периодически. Мы 25 лет говорим про то, что политика из девяностых устарела, нельзя ее продолжать, особенно в условиях СВО, но нас не слышат. Поэтому я очень опечален закрытием партии, в которую много было вложено, и не только мной — много сил было потрачено многими людьми.
— И как же началось ваше сотрудничество с ЛДПР?
— Где-то летом у нас состоялись разговоры с руководством ЛДПР, с Леонидом Эдуардовичем Слуцким, и с другими членами партии, Наумовым Станиславом Александровичем, его замом, руководителем фракции. Они говорят: слушайте, ваши экономические идеи ложатся в нашу патриотическую идеологию ЛДПР. Давайте-ка к нам вступайте, будете говорить то, что думаете, и нам это нужно, это дополняет нашу команду, наш спектр идей. Мы несколько мероприятий провели, пообсуждали, как это может выглядеть. Это все привело к тому, что нас пригласили в ЛДПР, в партии создали Экономический совет, в который вошли некоторые из спикеров или лидеров "Партии дела". Поэтому мы намерены двигаться дальше.
— Насчет двигаться дальше: можете ли анонсировать участие в выборах — ваше личное или бывшего актива "Партии дела"?
— Будем участвовать, выборов же много — и ЛДПР везде будет участвовать, и мы будем пользоваться этой возможностью участия в выборах, чтобы продвигать наши идеи. Будем говорить о том, что все может и все должно быть в России лучше, и для этого есть реалистичный рецепт. Можно дать простор талантам нашего народа и вывести страну на новый этап экономического, культурного, идейного развития.
Нужен человек труда, и культура должна быть созидательной
— Что касается культуры. Вы с 2018 года проводите фестиваль современного искусства "Время, вперед!". Главный герой — человек труда. Какие планы на него? Чего не хватает проекту для масштабности? Государство чем-то помогает?
— Планы — продолжать эту работу. 17 января в "Новой Третьяковке" открывается очередная выставка нашего фестиваля, будут представлены сотни работ. На самом деле, масштаб фестиваля уже достаточно серьезный. Нам присылают тысячи заявок от тысяч художников из разных городов нашей страны, и не только нашей страны. Мы 300 работ отбираем для финальной ежегодной выставки. И выставка получается высокого уровня и всегда интересной, она приятно меня удивляет своим качеством, своим позитивом, размахом.
Как помогает государство? — да никак. Мы каждый год подаем заявку в Фонд культурных инициатив, в разные другие государственные фонды, но пока нам никакой поддержки не удалось получить. Это печально. Это еще одна иллюстрация того, что государство слабо обращает внимание на тех, кто хочет в России созидать.
— Эксперт Московского экономического форума Юрий Крупнов говорил, что, чтобы Россия снова развивалась как цивилизация, а не вымирала ударными темпами, людям нужен горизонт жизни. Можно ли сказать, что вот этот образ должен быть и в политике, и в экономике, и в культуре — и чтобы эти образы не расходились друг с другом?
— Конечно, должен быть этот самый горизонт. Надо смотреть на свою страну как не на придаток к чему-то, не как на мост между Востоком и Западом, а как на отдельную цивилизацию, самодостаточную.
Если мы посмотрим на экономическую политику, про которую мы говорили, то она не нацелена на развитие нашей страны. Культурная — не нацелена на поддержку идей созидания, поддержку культурной независимости. Там коммерческий подход. Да, действительно, есть проблема, что нет горизонта планирования, нет стратегии, нет веры в нашу цивилизацию и, соответственно, нет соответствующей политики. Поэтому нет и уверенности людей в том, что, рожая детей, занимаясь созиданием, они смогут построить прочную семью, сделать хорошую карьеру. У многих пример родителей, предыдущих поколений, когда в девяностые годы серьезные люди, те же самые инженеры, работники заводов, оказались нищими, выброшенными за борт. И нет уверенности в том, что при этой политике все это не повторится.
Поэтому люди себя ведут осторожно в плане получения образования, в вопросе рождения детей, осторожно ведут себя в отношении работы на предприятиях. А это все сказывается на темпах развития. По телевизору при этом, в театральных постановках и в кино долгое время нам рассказывали и показывали, что у России не было хороших периодов в истории. Вот эти все подходы проецируются на будущее и ведут к тому, что рисование мрачного прошлого превращается в создание не очень успешного будущего, да и настоящего.
Поэтому нужно менять не только экономическую политику, а политику в области культуры и образования тоже — это все взаимосвязано.