Глава Конституционного суда Валерий Зорькин заявил, что коррупцию невозможно полностью победить. Да, следует приложить ещё больше усилий по борьбе с коррупцией, считает он, но, похоже, в ДНК человека заложена сия слабость.

"Не берусь утверждать, что коррупция гнездится в ДНК человека. Но убежден, что перед нами — повсеместное и, судя по всему, неистребимое явление", — отметил Зорькин в своей статье, опубликованной в "Российской газете".

Он подчеркнул, что коррупция проистекает из человеческой склонности к поиску личной выгоды. По его словам, несмотря на многовековые попытки борьбы с этим злом — от религиозных запретов до современных законов, — миллионы взяток продолжают ежедневно разрушать доверие к публичной власти.

И как тут не задуматься: а не есть ли это официальное оправдание коррупции системой власти? Своим мнением об этом с Накануне.RU поделился депутат Государственной думы, экономист Михаил Делягин.

— Почему мы из его уст не слышим заявлений, что он приложит все силы для искоренения коррупции и т.д.? Как нам относиться к этому высказыванию?

— Я думаю, что Зорькин просто констатировал факт. С одной стороны, да, действительно, коррупция, как и любой порок, неустраним. Если уж заповедь "не убей" не всегда далеко соблюдается даже в гражданской жизни, то что говорить о преступлениях против государства, которым является коррупция в органах государственной власти, или хозяйственных преступлениях, которыми является коррупция в корпорациях.

Но стоит обратить внимание на то, что у нас после начала "коронабесия" никаких значимых шагов по борьбе с коррупцией не предпринималось. Более того, эта тема сама собой ушла с повестки дня, и позволю себе напомнить, что миграционная политика непосредственно двигается не мифическими недобросовестными бизнесменами, которым якобы более выгодно нанимать гастарбайтеров, чем граждан Российской Федерации, а в первую очередь коррупционными интересами.

Потому что носители русской культуры воспринимают коррупцию как преступление. Людям же, которым по какой-то причине кажется, что коррупция — это основа государственного строя, им для душевного комфорта необходима замена носителей культуры, которые воспринимают коррупцию как преступление, на носителей других культур, для которых коррупция это нормальная деловая транзакция. Не потому, что они какие-то плохие, а просто потому, что у них более глубокий уровень социальной катастрофы, чем у нас.

Поэтому люди, которые сегодня покушаются всерьёз на коррупцию, они покушаются на святое святых, на мигрантское лобби, на власть этнических мафий. Ну, то есть на то, что на очень многих производит впечатление реальной государственной власти в России.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, знаете, как когда-то в Петербурге был дневной губернатор и ночной губернатор — ночной, по-моему, до сих пор сидит, — а вот принадлежал бы он к правильному этносу, может быть, был бы ночным губернатором не только Санкт-Петербурга, но и значительно больших территорий.

Вот поэтому сегодня борьба с коррупцией производит такое двойственное впечатление, да и вообще разговор о борьбе с коррупцией производит двойственное впечатление, потому что на словах-то, конечно, все "уря, уря", а как только речь заходит о вещах, абсолютно необходимых для ограничения коррупции, например, о возврате конфискации имущества, то такое ощущение, что кто-то предложил отменить Конституцию.

— То, что сказал Зорькин, не является ли оправданием коррупции?

— Нет, высказывание Зорькина по определению не может быть оправданием коррупционеров, потому что он председатель Конституционного суда. Если вам кажется, что его слова производят такое впечатление, то, значит, вы ошиблись. Но это констатация факта, во-первых, а во-вторых, это отражение изменения государственной политики. В 2003 году отменили конфискацию имущества как метод наказания коррупционеров и некоторых других преступников. И с того времени коррупция стала самым выгодным видом бизнеса в России, насколько я могу судить.

Ну, можно, конечно, сравнивать с наркоторговлей.

Я здесь не специалист, но огромное количество людей вполне сознательно рискуют сесть в тюрьму, потому что вот человек возьмёт 50 взяток, на 50-й его поймают, 50-ую взятку у него отнимут, а когда он выйдет через несколько лет условно-досрочно за хорошее поведение, то он прекраснейшим образом будет жить с остальных 49 взяток, с которых государство пылинки сдувает: не дай бог кто-нибудь этого коррупционера обидит. А может и вовсе откупиться от коррупционных обвинений: у нас при президенте Медведеве вернули эту вполне себе средневековую норму, когда за выявленную взятку можно просто откупиться из невыявленных, и все будет хорошо.

— Но почему просто не бороться против коррупции, рьяно исполнять обязанности?

— Вы понимаете, если у нас словосочетание "судья Хахалева" ни у кого не вызывает никаких эмоций уже давно, то, я думаю, не потому, что она является каким-то непристойным элементом в судебной системе и вообще в правоохранительной системе.

У нас нет никаких наказаний в реальности, когда судья принимает решение, прямо противоречащее закону, или когда следователь прямо нарушает закон, или когда судебный пристав не исполняет решение суда, потому что — а зачем ему его исполнять, зарплата маленькая, настроение плохое, погода хорошая, ну зачем? И это ни у кого не вызывает даже никаких эмоций уже очень давно.

Это крайне питательная почва для коррупции, и, я думаю, председатель Конституционного суда понимает, что если он будет протестовать против неё слишком сильно, то он может сделать её ещё более питательной.