"Андропов был знаком с основами реформ Дэн Сяопина, а Горбачеву власть была противопоказана", - последний глава Совмина СССР
Последний председатель Совета Министров СССР Николай Рыжков в преддверии своего 85-летия дал откровенное интервью "Известиям", в котором рассказал о стратегическом мышлении Андропова и о том, как Горбачев развалил Советский Союз.
Николай Рыжков долгие годы отдал работе на "Уралмаше", который возглавлял в первой половине 1970-х годов. Позже он перешел на работу в министерство тяжелого машиностроения, а с 1979 по 1982 года был заместителем руководителя Госплана. С этой позиции он и попал в "большую политику".
В интервью Рыжков рассказал, что Юрий Андропов, ставший в ноябре 1982 года генсеком, предложил ему через несколько дней после своего назначения возглавить отдел экономики в ЦК партии. Приглашение Рыжков принял, а новая должность подразумевала статус секретаря ЦК по экономике. Своего "крестного отца" в политике он оценивал очень высоко.
"Он не экономист был, но быстро схватывал основы экономики. В глубину не лез никогда, а вот в крупном плане всё прекрасно понимал. Андропов очень хорошо чувствовал ситуацию, и у него было четкое представление о направлении движения страны. Сегодня я твердо убежден, что он был знаком с основами китайского варианта реформ, которые Дэн Сяопин начал проводить в 1979 году. Все вопросы, все высказывания Андропова крутились вокруг этого. К сожалению, Бог не дал ему много лет жизни", – отмечает бывший председатель Совмина.
Андропов и стал инициатором первых реформ, смысл которых Горбачев и его окружение значительно переиначили, а методы проведения выбрали и вовсе разрушительные.
"Перед самым Новым годом, через месяц после своего назначения, Андропов пригласил Горбачева, Долгих и меня к себе. Сказал, что очень много говорят о необходимости реформ. В экономике накопились принципиальные проблемы. Необходимо на государственном уровне разработать концепцию реформ и программу их проведения в жизнь. И поручил нам заняться этим вопросом. Я занимался разработкой концепции рыночного реформирования страны, которая была рассчитана на срок не менее 8 лет. Почему Горбачев решил сломать политический хребет страны вместо проведения экономических реформ, это вопрос не ко мне", – вспоминает политик.
По его словам, они с Горбачевым несколько лет были в одной команде, но принципиально разошлись во взглядах после заявления Горбачева о необходимости упразднить Госплан в 1987 году. В том же году Горбачев впервые высказал идею о том, что "рынок все отрегулирует",предварив гайдаровскую "шоковую терапию". Реализовать эту идею тогда не удалось из-за жесткой позиции, которую Рыжков занял по этому вопросу.
"Предложение это за рамки ближнего круга не вышло, поэтому и не получило широкой огласки. Дело было на "Волынской даче". Горбачев с Яковлевым и Медведевым готовились к очередному пленуму. Позвали меня и озвучили идею – "рынок сам всё отрегулирует". Я встал на дыбы. Стал доказывать, что невозможно ввести одномоментно рыночную систему в стране, где всего два банка – Центробанк и Промстройбанк. Что создавать рынок надо постепенно, адаптируя законодательство, прежде всего налоговое. Ценовую политику выстраивать. Яковлеву с Медведевым аргументов не хватало, и тогда они стали меня демонстративно госплановцем называть. Я ответил, что горжусь работой в Госплане, который позволил мне увидеть всю страну с ее проблематикой. А вот вы пытаетесь других учить, хотя ни одного гвоздя не забили. Даже книг-то своих не читали, которые постоянно издаете. Они аж побагровели. Повернулся к Горбачеву и сказал, что если будет принято это предложение, я уйду в отставку. Горбачев отступил, но с этого момента системной работы уже не было", – рассказал нынешний сенатор Рыжков.
При этом, политик подчеркнул, что доклад Горбачева на апрельском пленуме ЦК партии полностью состоял из концепции реформ 1983 года и не был "озарением генсека".
"Уверен, что слава, которая обрушилась на Горбачева после доклада, стала причиной последующих событий. Горбачев просто потерял чувство реальности. Решил, что он мессия. Его не страна интересовала, а то, как он выглядит на ее фоне. Проповедник из Горбачева был бы хороший или преподаватель марксизма-ленинизма, а власть ему противопоказана", – говорит он, уточняя, что та концепция все же была выполнена примерно на 70-80%.
Многие инициативы Горбачева и его окружения принесли огромный вред и бюджету страны и здоровью нации. Не в последнюю очередь, речь идет о печально знаменитой антиалкогольной кампании.
"Общие бюджетные потери от антиалкогольной кампании, если мне память не изменяет, составили около 62 млрд рублей. Инициаторами были Лигачев с Соломенцевым. Окончательно решение принималось на политбюро. Но прежде чем выносить вопрос на него, его всегда заслушивали на секретариате. Обычно секретариат вел второй человек в партии, а на этот раз Горбачев сам пришел. Выяснилось, что речь идет не о борьбе с пьянством, а практически о сухом законе. Очень многие выступили против. Говорили о последствиях сухого закона в Америке и Скандинавии. Я сказал о том, что самогон люди варить начнут, вырастет потребление сахара, придется талоны вводить", – откровенничает Рыжков.
Последствия оказались ошеломляющими и трагическими.
"Народ травиться начал. Клей нюхали, ваксу сапожную на хлеб мазали, счищали и ели потом. Одеколон пили. В аптеках все настойки на спирту скупили. Лак для волос в пиво брызгали. В ход шло всё, что горит. Зоны трезвенников начали создавать. Знаете, кто инициатором был? Ельцин Борис Николаевич. Он тогда 1-м секретарем Московского горкома был. Я несколько раз говорил Горбачеву, что нас проклинают люди в очередях, просил поставить вопрос на политбюро. Не ставил", – продолжает участник событий.
Вынести вопрос на рассмотрение удалось только после официального запроса Рыжкова – члена ЦК КПСС.
"Я вышел на трибуну, рассказал о том, что народ травится, а потом добавил. Вот сидят против меня два человека – Соломенцев и Лигачев. Они замордовали министров. В бюджете потери, мы их не можем компенсировать. В мою поддержку выступили Слюньков, Зайков и Никонов. Соломенцев обвинил меня, что я думаю только о бюджете, а за здоровье людей не переживаю. Тут я не выдержал: "Михаил Сергеевич, такое ощущение, что я один алкоголик здесь. Остальные трезвенники. Вот Соломенцев меня обвиняет, что я поборник выпивки, так он лично и свою, и мою цистерну давно выпил". Понимая, что дело до кулаков дойдет, Горбачев остановил совещание и объявил, что с сегодняшнего дня все вопросы производства и продажи алкоголя возлагаются на Совет министров. Так и закончилась антиалкогольная кампания...", – резюмирует экс-член ЦК.
Не лучшим образом Горбачев проявлял себя и в критические для страны моменты. Фактически, он не принимал участия в процессе по ликвидации последствий Ленинаканского землетрясения, в котором пострадало несколько сотен тысяч человек, несколько городов было полностью разрушено.
"Горбачев прилетал с Раисой Максимовной. Он мне из Америки позвонил: "Николай Иванович, ты мне скажи, что там, а то у меня еще два визита – на Кубу и в Англию". Я говорю – Михаил Сергеевич, какие визиты. Тут катастрофа страшная. Через какое-то время мне начальник охраны звонит и спрашивает, сядет ли в Армении тяжелый самолет. Говорю – сядет. А вы что, бомбу везете? Нет, говорит, машины, правительственные "ЗиЛы", чтобы ездить. Я говорю – вы там с ума, что ли посходили? Какие "ЗиЛы"? У меня здесь красный автобус, вот на нем и будете ездить", – описывает ситуацию тогдашний председатель правительства.
"Горбачев и Раиса Максимовна сильно были потрясены происшедшим в Спитаке и Гюмри. Я это по глазам их видел. Я же их знал хорошо. Но на обратном пути, когда мы ехали уже по Еревану, Горбачев всё равно не удержался. На одном из перекрестков человек 200 собралось. Он и говорит, что надо с народом пообщаться. Я ему – Михаил Сергеевич, не надо. Вы наговорились уже, здесь разрушений нет. Чего говорить? А он: "Нет, Николай, надо пообщаться". Остановились, открыли дверь. Горбачев вышел к людям, а я на ступеньке автобуса остался. Как чувствовал. Он только заговорил про землетрясение, а толпа на него как поперла с кулаками. Крики только о Карабахе. Я начальнику охраны тихо так – тащи его в автобус скорее. Охранник его за рукав, значит, и внутрь. Он же как поступал? Как только конфликт возникал, каждому обещал дать то, что он просил. Так и с Карабахом. В Баку Лигачева отправлял, а в Ереван – Яковлева. И каждый из них свое людям обещал...", – делится воспоминаниями Рыжков.
На Рыжкова, как на председателя правительства легла ответственность и за проведение войсковой операции в Нагорном Карабахе, где начались в то время преступления на этнической почве. Позже, он был одним из обвиняемых в суде по этому вопросу.
"Как только начались первые преступления на этнической почве, я поставил вопрос на Президиуме Верховного Совета СССР о введении чрезвычайного положения в Баку. Председатель Президиума ВС Азербайджана Кафарова выступила резко против, заявив, что Рыжков нагнетает. В итоге ЧП ввели в Нагорном Карабахе. В Баку ситуация продолжала накаляться, пошли погромы. Людей из окон выкидывали, сжигали вместе с вещами в контейнерах. Аэропорт и железная дорога заблокированы, людям бежать некуда. Я тогда команду отдал организовать паромную эвакуацию через Каспий в Красноводск. Около 300 тыс. человек вывезли. Но следователя не жизнь людей интересовала, а кто отдал приказ о вводе войск", – говорит политик.
Несмотря на то, что приказ о вводе войск Горбачев принял лично, опубликование его было задержано, а войска пошли немедленно – из-за этого и возникло непонимание ситуации.
"Решение принималось совместно в кабинете у Горбачева. Присутствовали Лукьянов, Язов, Крючков, Бакатин и я. Язов попросил приказ. Горбачев поручил Медведеву подготовить текст о вводе войск и до полуночи опубликовать его в СМИ. Медведев с текстом затянул и опубликовал его только утром, а войска пошли сразу после совещания. Медведев или саботировал распоряжение, в чем я сомневаюсь. Или это был продуманный шаг, чтобы посмотреть, как будет ситуация складываться. В 23 часа мне звонил 1-й секретарь ЦК Азербайджана Везиров и истошно просил остановить армию. Ночью звонил Язов, который тоже не мог до Горбачева достучаться. Сказал, что по войскам стреляют. Есть погибшие среди солдат. Спрашивал, что делать. Ответил, чтобы на огонь отвечали огнем. За ночь Горбачев звонил мне три раза. Я докладывал ему о ситуации, в том числе про обстрелы и о погибших. Он в ответ только: "Ну, делай, делай", – отмечает он.
В 1990 году Рыжков заявил Горбачеву, что намерен уйти в отставку, но с инфарктом слег в больницу. И даже в этой ситуации Горбачев поступил весьма подло.
"Я Горбачеву в начале декабря 1990 года сказал, что уйду в отставку сразу после съезда. Он спросил, почему. Ответил, что не хочу быть соучастником развала страны. Он обрадовался. Я собирался сразу после Нового года уходить, а 25 декабря я в больницу с инфарктом загремел. Когда я уже стал подниматься, Горбачев приехал ко мне в больницу. Я хорошо помню его глаза, когда он зашел, у него страх в глазах был. Потому что я совсем изменился в это время", – вспоминает бывший председатель правительства.
Горбачеву он повторил, что не намерен оставаться на работе в правительстве.
"Спросил, есть ли у меня какая-нибудь просьба. Попросил его не освобождать меня до того, как выйду из больницы, чтобы проводили по-человечески. И попросил работу какую-нибудь общественную, чтобы без дела не сидеть. Он тут же пообещал: "Николай, это всё будет сделано". На следующий день медсестра сообщила мне, что по радио передали о моей отставке. А вместо работы я 3 года читал книжки, не вставая с кресла. Читал и читал. Никому не верьте, что он легко в отставку ушел...", – закончил Рыжков.